СКАЗКИ ДЛЯ БЫВШИХ ДЕТЕЙ  (рассказы)

Они выросли и уже не играют с игрушками. Они по-прежнему пытливы и на пути к Истине согласны подвергаться опасностям. Знать цель, видеть препятствия и растить волю к победе - их стиль жизни, какой бы фантастической она ни казалась. Они - это те, кто преодолев порог детства, все еще готовы на подвиги.

«ЖИВОЙ»

– Бабушка, куда мы идем?

– Мы идем навестить бабушку О.

Мальчик скорчил недовольную рожицу и остановился. Бабушка, державшая его за руку, тоже остановилась и посмотрела на внука.

– Не хочу! – выпилил он и вырвал свою руку. – В том доме плохо пахнет.

– Ты можешь побыть во дворе, - примирительно сказала бабушка. – А еще можешь помолиться за здоровье бабушки О.

Мальчик знал как молиться – его учила бабушка. Однако когда они вошли во двор, он тут же позабыл о молитве, которая, по словам бабушки, всегда оказывала действенную помощь. Его внимание захватило одинокое старое дерево, составляющее компанию такому же одинокому ветхому дому. Когда бабушка вошла в дом, мальчик сразу же полез на дерево. Умостившись в основании ветвей, он стал смотреть на крышу, потом на небо. Безмятежная голубизна со следами легких облаков напомнила ему о молитве, и он попросил Бога помочь бабушке О.

Бабушка долго не возвращалась, и мальчик начал замерзать. Он слез с дерева и вошел в дом. Стоило ему открыть дверь, как его обдало тяжелым запахом всего того, что ассоциировалось у него с беспомощной старостью и болезнью. Он поспешил зажать нос двумя пальцами и осторожно двинулся вперед, опасаясь наступить на что-то столь же мерзкое, как и сам запах. Однако пол был чистым, как и постель, в которой лежала совсем старая старушка с бледным, как мел, лицом. Бабушка держала старушку за руку, и ее лицо светилось добротой и безмятежностью. Казалось, что не только взгляд был светлым, но и вокруг головы бабушки пространство было светлее. Это волшебное сияние чудесным образом растворило страх от близости умирающего человека и наполнило сердце мальчика блаженством любви.

– Почему ты вдруг вспомнил об этом? – спросил пилота ВиЭй. – Это как-то связано с твоей матерью?

Голосовой помощник, сонастроенный с менталитетом Сану, обычно хорошо ладил с ним, но в этот раз искусственный интеллект вторгся в мысли человека без спроса.

– Ты веришь, что можешь помочь мне в любой ситуации. Почему бы и мне не взять на вооружение твою уверенность и перестать колебаться, – осадил его Сану.

Однако ВиЭя, в чьи обязанности входило оказание психологической поддержки, было не так-то просто заткнуть. Своим негромким голосом с подчеркнутой артикуляцией он продолжал «доставать» Сану:

– Сомнение – это твоя неготовность к верному действию. Это, как яма, из которой ты можешь выбраться только благодаря решимости.

Решимости Сану было не занимать. Будучи одним из наиболее опытных пилотов межпланетных летательных аппаратов, он часто попадал в ситуации, требующие предельного мужества и находчивости. Однако сейчас он терялся в наплыве противоречивых мыслей, связанных с матерью.

– Если не можешь решить, что делать, просто взвесь все плюсы и минусы. Родительница тебя бросила на попечение бабушки – это очевидный минус. Но она дала тебе жизнь как драгоценный шанс воплотиться в физическом теле – и это огромный плюс…

– Достаточно! – Сану не хотел ничего просчитывать сейчас, когда в любой момент мать могла оставить этот мир. Как в этом случае поступила бы бабушка? Она никогда не оставалась безучастной: могла прийти на помощь – «руками и ногами человеческими», или дать дельный совет, или помолиться от всего сердца... Сану был уверен, что жар ее молитвы был не менее действенным, нежели явная помощь. Однако он не умел найти в себе снисхождение к предавшей его матери и, возможно, никогда бы не позаботился о том, чтобы перешагнуть через пропасть между ними, если бы на очередном сеансе связи с Землей, ему не передали просьбу матери связаться с ней. «Твоя мать сказала, что умирает и очень хочет тебя увидеть», – вот что услышал Сану.

Порой, когда ВиЭя категорично прерывали, он обнаруживал неожиданную реакцию. Получив запрет на продолжение диалога, но имея что сказать, он вдруг стал напевать какую-то старую песню:

ВиЭй пропел это дважды, после чего надолго замолчал. Но когда Сану готовился ко сну, голос помощника неожиданно прорезался снова:

– Твоя мать только что скончалась. Если хочешь, поговорим об этом…

Однако Сану не хотелось разговаривать. Его усталость заполнила тесное пространство небольшого летательного аппарата и своим диктатом склоняла сознание к переключению на иные частоты, сопряженные с вибрациями иных миров.

Во сне Сану горько плакал. Он плакал по матери, которой больше не было, и по своим спрятанным глубоко в подсознании желаниям – сблизиться с матерью, получить ее ласку. Беспросветность печали вовлекала его в темноту, усугублявшую потерянность и насаждавшую опасения.

В какой-то момент он ощутил, что рядом с ним есть человек. Чья-то мягкая рука опустилась ему на голову и погладила:

– Не плачь, маленький, все будет хорошо…

Сану, помнивший мать только по ее фотографиям в молодости, сразу узнал ее в новом облике – состарившейся, ссутуленной женщины. И тот, и другой – оба ее облика – казались ему чужими. Так по кому же он плакал?

Отстранив руку женщины, Сану поднялся на ноги. Он уже собирался уходить, когда мать позвала его:

– Прошу тебя, пройдем со мной немного. Одной мне очень страшно…

Привыкший достаточно неплохо осознавать себя во сне в реалиях Тонкого мира, Сану чувствовал, что трудная карма матери ведет ее в сферы, где ей предстоит встретиться с порожденными ею страхами и другими негативными эмоциями. Как он может ей помочь? Нет, нет и нет… Сейчас Сану хотелось кричать: «Я не могу помочь тебе! Ни осветить твой путь, ни помолиться… Ты всегда была чужой, по сути – моим врагом…»

Ошибка, которую сделал Сану, позволив давней обиде взять над ним верх, тут же дала о себе знать: вокруг стало еще темнее, и в почти непроглядной темноте засновали черные тени; злобные смешки, шепоты и подозрительные шорохи сопровождали беснование темных сущностей.

– Нам нужно молиться, – сказал Сану, слегка нажав на плечо матери. Она испуганно дернулась и еле слышно прошептала: «Я не умею».

– Я не умею, – когда-то то же самое сказал он своей бабушке, но в ответ она только рассмеялась.

– Все дети умеют. Только делают это ненарочно. Молитва живет в их искренней надежде, что мир будет добр к ним, что перед ними открыты все пути... Они дарят свои добрые чувства миру – это и есть молитва.

Светлое воспоминание о бабушке немного прояснило ауру Сану, и наступавшие отовсюду тени как будто замедлили свой бег.

Случается в жизни минутная слабость, когда под давлением обстоятельств хочется «вынырнуть на поверхность». Возможно, именно такой импульс подсознания сподвиг Сану нежданно переместиться в совсем иное место.

Стоя перед закрытой дверью, в которую он не имел ни малейшего желания входить, он размышлял о том, стоит ли ему заставить себя выйти из сна. Однако прежде, чем он принял решение, дверь распахнулась и оттуда выбежали два малыша. Их цепкие ручки крепко ухватились за пальцы Сану и потянули за собой. В мгновение ока Сану оказался в большой светлой комнате перед фигурой, сидящей за прозрачным занавесом.

– Кто ты? – спросил незнакомца Сану.

– Я могу быть твоей… матерью… сестрой… возлюбленной… и даже отцом, которого ты никогда не знал…

Произнося это, говорящий делал длинные паузы, во время которых Сану испытывал сильные чувства. Любовь… любовь… любовь… и еще раз любовь… В мозгу как будто раздавались щелчки, и он исправно переключался с одного образа на другой, но сердце горело лишь одним пламенем, слегка меняющим свои оттенки.

Взволнованный, Сану приложил руку к груди, как будто охраняя загоревшееся радугой чувство.

– Будь свободен. Береги этот дар… – напутствовал его голос.

Казалось, пространство торжествует вместе с Сану, освободившимся от пут неприязни. Теперь он готов окружить мать добрыми чувствами в ее последнем путешествии! Вооруженный твердым намерением очутиться подле нее, он, тем не менее, внезапно... проснулся.

Реалии космического аппарата встретили Сану страшным шумом. Корпус корабля дрожал, его бросало из стороны в сторону.

– Эй, в чем дело?! – попытался докричаться он до ВиЭя. Но бортовой искусственный интеллект никак не отреагировал на человеческий голос, утонувший в хаосе механических и животнообразных звуков.

И тут до Сану дошло, что буря, порожденная вспышками его эмоций, и ныряние в низшие сферы астрала нарушили равновесие управляющей системы, ее чувствительные к психической энергии человека механизмы-органы.

– Мы спокойны… наше чувство любви растет… Господи помоги… – несколько формул и приказ воли позволили Сану найти в себе ноту спокойствия, и повторением ее, раз за разом, уравновесить общую атмосферу.

Постепенно курс корабля выровнялся, работа систем нормализовалась и вместо стонов и завываний из динамиков ВиЭя полилась, наконец, человеческая речь. Но почему она теперь слышалась иной, да еще в передаче женского голоса?

– Не знаю, не знаю, – игриво вещало устройство, отвечая на недоумение Сану. – Я действую сообразно Вашим запросам – непосредственным приказам и ментальным установкам.

Сану было доверено испытание первого гибридного летательного аппарата, который сочетал в себе электронно-механические детали и живые клеточные организмы. Чувство огромной ответственности заставляло его быть предельно внимательным ко всем регистрируемым изменениям. И теперь он ломал голову: как обеспечить безопасность полета во время сна, когда контроль над сознанием ослабевает.

Наблюдая за приборами и составляя отчеты, Сану весь день поддерживал состояние ума согласно старинной практике бодхисаттвы: усмиряя спонтанность мысли силами любви и сострадания. В результате, его аура значительно выросла, качество ее вибраций повысилось. Значило ли это, что ночью, во время пребывания в астрале, она сохранит свою напряженность и ничем не потревожит живую субстанцию космического судна?

Отгоняя смущающие мысли, перед сном Сану тщательно чистил зубы. В металлическом зеркале перед собой он видел не только свое отражение, но и сводку состояния систем корабля. Разноцветная индикация то и дело варьировалась, показывая разные данные. Внезапно на фоне мигающих огоньков появился силуэт человека. Сану моргнул, полагая, что это всего лишь оптическая иллюзия – нередкое явление во время полета. Но силуэт становился все четче, и вскоре позади него стояла молодая женщина, одетая в такой же комбинезон, как и Сану.

– Я – ВиЭй, ваш привлекательный помощник, – сообщила она, кокетливо наклоняя голову набок.

Набравший в рот воды для полоскания, Сану молча смотрел на женщину, не в силах поверить в то, что видел перед собой.

– Командир, сплюньте, – нам нужно решить, как будем действовать ночью.

– Зачем было создавать голограмму человека? – пробормотал Сану, вытирая лицо.

– Простите, это не я ее создала, она сама появилась, очевидно, по вашему желанию.

Тон помощника был вполне серьезным, и Сану решил отложить выяснение этого вопроса, как то, что требовало вдумчивого анализа и, по-возможности, длительных наблюдений.

Присутствие женщины рядом с ним казалось Сану неудобным.

– Где ты будешь, пока я буду спать? – спросил он.

– Я буду рядом, не отойду ни на шаг, – с готовностью откликнулась ВиЭй. – И когда что-то пойдет не так, буду тормошить тебя изо всех сил.

Наблюдая за рисунком мысли ВиЭй, Сану вдруг подумалось, что, предпринятые им чрезвычайные усилия по сдерживанию своей эмоциональной природы привели к тому, что она, подобно переполненному сосуду, выплеснула излишки наружу, заставив искусственный интеллект материализовать их в виде субъекта женского пола.

В начале следующего дня, когда Сану решил просмотреть видеоотчет о событиях прошедшей ночи, его догадки подтвердились. На видео поведение ВиЭй выглядело крайне неуравновешенным: время от времени голограмма дергалась, становилась нечеткой, а порой хватала его за руку, очевидно, намереваясь разбудить.

– Можешь ли ты дать отчет, увязав свои действия с тем, что ты наблюдала в моем сознании? – поинтересовался Сану.

ВиЭй утвердительно кивнула, но ее глаза смотрели куда-то в сторону.

– Командир, ты держался хорошо, но… – тут помощник запнулась, как будто колебалась, стоит ли ей открывать то, что человеку будет неприятно.

– Но что? – настойчиво проговорил Сану.

– ... но ты... боялся. Твой страх передавался мне и съедал мою энергию.

Поморщившись, Сану провел рукой по коротко остриженной голове – ему не очень хотелось вспоминать о событиях прошедшей ночи, она выдалась тяжелой. Там была и битва с демонами, и поспешное бегство от них, и попытка достучаться до опустошенного сердца женщины, которая некогда привела его в этот мир, но теперь никак не реагировала на призывы устремиться в сферы света…

– А это что было? – спросил Сану, обнаружив на видео некоторые отличные от других кадры, где лицо помощника ненадолго расплылось в блаженной улыбке.

– Однажды ты сам узнаешь, что это, – загадочно улыбнулась ВиЭй.

В этот момент Сану почему-то вспомнилась улыбка бабушки, любившей наблюдать за тем, как он делает что-то хорошее, например кормит голубей или поднимает упавшего малыша… Эта улыбка была удивительным даром щедрого сердца. Не на словах, а под лучом этой улыбки маленький Сану учился отделять все искреннее и правдивое от ложного и неполезного. А еще в этой улыбке светилась мудрость того, кто видит далеко наперед, и, закладывая в будущее добрые ожидания, как будто говорит: «Ты все сможешь, тебе все по плечу».

После очередной мучительной ночи, когда Сану тщетно пытался побудить свою мать к позитивному действию, при утреннем сканировании узлов космического аппарата, вдруг обнаружилось, что один из механизмов… вздулся.

– Это что у него, грыжа, рак или беременность? – провокативно поинтересовалась ВиЭй, наблюдая за тем, как Сану сканирует испорченный механизм.

– Это, скорее, водянка или обычный отек. Возможно, накопленная обида? Должен ли я сделать прокол?

– Поздравляю, психосоматика космического корабля «Живой» – твоя новая специализация. Однако давай не будем торопиться. Что если он лопнет или взорвется? Что тогда будешь делать?

ВиЭй озадаченно потопталась на месте, а потом, решительно тряхнув головой, заявила:

– Ты должен извиниться!

– Кто? Я? Ты шутишь?!

– Единственный источник пси-влияния на этом корабле – ты, значит и психотерапию будешь проводить тоже ты. Сам понимаешь, клещами и отверткой эту проблему не решить.

Поставив на уши всех специалистов Центра космической поддержки, за весь день Сану так и не добился вразумительного ответа на свой вопрос. «Решай сам, что тебе делать, в случае чего, мы тебя эвакуируем», – ответили ему. Верно, можно было не беспокоиться: на стекло иллюминатора при определенном положении корабля падала тень от аппарата-спасателя, который следовал за «Живым» повсюду. Но Сану никогда бы не позволил себе смириться с потерей уникального космического судна, не поборовшись за его сохранение до последнего.

– Будь искренней, – похлопала его по плечу ВиЭй, узнав, что Сану собирается пообщаться с испорченным механизмом.

– Как пьяница, который стремится поговорить по душам? – улыбнулся Сану.

– Лучше как тот, кто признается в любви…

Сану тяжело вздохнул. Возможно, он бы не принял советы помощника, если бы в памяти не всплыли утверждения чудаковатого профессора Н. – одного из консультантов проекта «Живой». Убежденный в том, что понимает язык растений, тот, к примеру, мог всерьез заявить, что душистый горошек поссорился с соседским растением из-за его враждебного к нему отношения. Ежедневно общаясь с обитателями экспериментальной теплицы, он читал им стихи или пел, чтобы «стимулировать движение соков» или, как он нередко говорил, «по-радовать».

Вздувшаяся поверхность одного из стабилизаторов напоминала Сану полное молока коровье вымя. Слегка погладив ее, он пробормотал слова извинения и поспешил ретироваться.

– Это никак, – прокомментировала его действия ВиЭй. – Но ты – молодец. По крайней мере, попробовал. Легкий сарказм, сквозивший в ее тоне, отображал разочарование Сану из-за того, что все шло не так, как задумывалось в течение долгих лет подготовки к полету.

За стеклом иллюминатора плыл дальний космос, яркие звезды горели, изредка умаляя свое сияние по той или иной причине. «Если бы мой разум был звездой, – думал Сану, – сейчас его посчитали бы потерявшим свой первоначальный блеск…»

Сану не представлял, как много времени он провел, безмысленно общаясь с космосом. Как обычно, это общение одарило его спокойствием и уверенностью, что все постепенно образуется. Он уже собирался было вернуться к выполнению работ по графику, как вдруг заметил световое пятно снаружи корабля. «Наверное, это свет от моего корабля-спутника», – подумал Сану. Однако вместо того, чтобы держаться на одном расстоянии или исчезнуть, пятно стало приближаться к стеклу, и уже вскоре глубокая темнота космоса превратилась в белый день. Удивление Сану росло и достигло своей кульминации, когда из области яркого света вдруг выделилась человеческая фигура. Неужели она была той самой, что раньше являлась ему во сне? Пожалуй, да. Но теперь только лицо ее было прикрыто вуалью. Прямая осанка, высокий рост и длинное серебристо-синее одеяние – все утверждало величественный облик, не оставляя сомнений: перед Сану в облике женщины был некий высокий Разум.

– Если бы ты дарил любовь, – послышался идущий издали голос, – ты бы получал ее, как получают все, кто без оглядки ее дарит. Ищи в себе живой источник; ни капли не проливая, напои всех жаждущих – щедро, как это присуще Природе.

Вместе со словами в сердце Сану проникало горячее чувство признательности. Переполнявший его огонь восторга, пробуждал стремление как можно дольше удержаться на вершине, куда его только что подняла великая Матерь. «Искать в себе…» – повторял за ней Сану, провожая глазами истаявшее прекрасное видение.

Прежде чем отойти ко сну, Сану попросил ВиЭй:

– Будь добра, стань ненадолго мной, отобрази меня зеркально.

Помощник безропотно повиновалась приказу командира, представ перед ним как воин, в одной руке которого был сверкающий меч, в другой – ароматная белая роза.

– Неужели я настроен столь романтично и эти архаичные атрибуты мне необходимы? Неужели…

Вопросов было больше, чем ответов, и Сану решил принять себя таким, каким его выявил его сердечный лад – готовым к решительной битве и проявлению сострадания. Так, в образе воина, он проник во тьму астрала, вызывая негодование тьмы, которая лаяла на него и неистово бесилась, но не смела приблизиться к тому, кто излучал нестерпимый для нее свет.

Держа наготове меч, Сану приблизился к матери и поднес к ее лицу благоухающую розу. Это лицо, еще недавно бывшее благообразным, теперь потемнело и осунулось. Острая жалость пронзила сердце Сану.

– Мама, эта роза для тебя, – сказал он. – Она, как и ты, – живая. Она, как и ты, – благоухает. Прими ее.

Женщина, до сего момента смотревшая на Сану невидящим взглядом, вдруг встрепенулась. Давление сковывающих ее страхов исчезло, подарив ощущение свободы и спокоя от близости родного человека. Впервые за немногие ее встречи с сыном, он назвал ее «мамой», впервые сделал ей подарок и сказал добрые слова. Свет его сияющей ауры словно передал ей часть своего накала. Женщина воспряла духом и вместе с сыном в едином порыве рванулась вверх – туда, где Сану мог оставить ее со спокойным сердцем – в сфере света, в маленьком опрятном домике, окруженном красивым садом.

Утром нового дня Сану был немало озадачен: он повсюду искал ВиЭй, но нигде не находил. Едва осознавая, что пленен иллюзией потери товарища, он был немного разочарован, когда «мозг» космического аппарата поприветствовал его прежним, мужским, голосом.

– Итак, «вернемся к нашим баранам», – произнес тот, делая акцент на слове «вернемся».

– Да знаю я, знаю... – предупредил Сану появление на свет очередной сентенции. – Я пойду и поговорю с «выменем коровы», авось сообразит, что оно – не на лужайке, а в космосе.

Прихватив с собой «пакет скорой помощи», он отправился в отсек, где у него был доступ к биоузлам космического аппарата.

Вздувшийся стабилизатор по-прежнему находился в плачевном состоянии. После того как ВиЭй отчитался о том, как оный вел себя от времени его изготовления и по сей день, Сану приступил к «операции». Следивший за каждым его шагом помощник вслух комментировал происходящее:

– Гидрофильную ткань смачиваем стимулирующим раствором – 38 миллилитров… 93 миллилитра… Прикладываем компресс на поверхность стабилизатора С-99 и ждем… Одна минута, две минуты…

Когда все доступные средства были испробованы, Центр пообещал прислать новый прибор вместо испорченного. Облегченно вздохнув, Сану поспешил выбраться из тесного помещения, на ходу разминая затекшие ноги. Однако на выходе путь ему преградила фигура куда-то спешившего профессора Н. Внезапность его появления заставила сердце Сану забиться чаще, но вовне он казался олицетворением монументального спокойствия.

– Какими судьбами, профессор, да в наши края? – спросил он.

Профессор, чья голограмма беспрепятственно скользнула сквозь тело Сану, напротив, был крайне взволнован.

– Пусть он только наполовину живой, нельзя его вот так взять и выкинуть. Можно полечить. Если не полечить, то уговорить…

Оставив хлопотливого двойника профессора Н. на попечение ВиЭя, Сану отправился спать, а утром выяснилось, что бессонно продежуривший около «больного» энтузиаст нашел к нему подход – «опухоль» стала спадать. Среди рекомендаций, которые оставил профессор, было пение колыбельной и наложение рук с одновременным посылом доброй мысли.

– Проще говоря, – полюбить и позаботиться, – подытожил ВиЭй послание профессора.

Нельзя сказать, чтобы Сану не понимал, что от него требуется. В свое время он отдал немало сил, чтобы изучить психологию, анатомическое и энергетическое строение живых организмов. Однако в его сознании биомеханика все еще превалировал инженерный подход.

Расположившись около прибора, который все еще нуждался в помощи, Сану закрыл глаза и, положив ладонь на «нездоровое» место, сосредоточился.

– Кто ты, в чем ты нуждаешься? – задаваясь вопросом, он активизировал внутреннее зрение и вскоре начал видеть биологическую структуру, в которой активность клеток была замедлена, а излучение не соответствовало заданному стандарту.

– Ребята, просыпайтесь, хватит грустить, – из пальцев Сану вырвалось пламя синего цвета и, заполнив межклеточное пространство, своим магнетизмом пробудило клетки, создав в них устойчивый, здоровый метаболизм.

Убедившись в полной исправности стабилизатора, Сану не спешил открывать глаза – усталость после выдачи изрядной порции энергии давала о себе знать. Напряженная работа третьего глаза по инерции продолжала плодить разнообразные изображения: световые пятна, загадочные узоры и, наконец, яркие цветы. Сану не сразу осознал, что перед ним – цветы его детства, росшие в бабушкином дворе. Эти простые цветочки были такими славными, как и он сам, – малыш, играющий со щенком. На низком табурете у стены дома сидела бабушка, она перебирала стручки гороха и пела:

Получив известие о полном «выздоровлении» биотела стабилизатора, на сеансе видеосвязи профессор Н. радостно приветствовал Сану:

– Я знал, что ты сможешь! У тебя сильная энергетика и ясный ум, ты – отличный биомеханик.

Сану тепло улыбался. Бабушка снова преподала ему урок, определив всему свое место. Космический корабль стал ему домом, биомеханизмы – питомцами, нуждающимися в отеческой опеке, а ВиЭй – добрым сотрудником, которого еще многому предстояло обучить.

– Спасибо бабушка, спасибо Матерь человечества, что научили любить!

Иллюстрации: компьютерная графика