СКАЗКИ ДЛЯ БЫВШИХ ДЕТЕЙ  (рассказы)

Они выросли и уже не играют с игрушками. Они по-прежнему пытливы и на пути к Истине согласны подвергаться опасностям. Знать цель, видеть препятствия и растить волю к победе - их стиль жизни, какой бы фантастической она ни казалась. Они - это те, кто преодолев порог детства, все еще готовы на подвиги.

ЗАПИСКИ ИЗ БУДУЩЕГО

Предстояние

Я и мои сестры берем друг друга за руки и образуем круг. Чистые, белые одежды, тонкий аромат живых цветов, прохладный полумрак верхнего яруса храма... Сосредоточенное молчание нарушает голос заводящей. Она первая проговаривает зовущую мантру и задает ритм ее вторения. Сестры подхватывают эти особенные слова и, наладив унисон, начинают движение по кругу. Разное состояние атмосферы, отличный в каждом новом дне настрой сестер, а также тех людей, что собираются для молитвы внизу в храме, не позволяют предугадать, сколь долгим будет наше хождение. Но уже с первых слов вторения трепетное предощущение явления света наполняет наши души. Рано или поздно наступает момент, когда он нисходит – мощный столп плазмоподобного пламени. И тогда хоровод наш сам собой останавливается. И видим, как в каждой зажигается и, подобно раскаленной струне, начинает светиться позвоночный столб. Слова, колебания чувств, мысли – все уходит, подчиняясь безмолвному стремлению сердца войти в сферы Света-Огня.

Не каждый прихожанин видит Луч Владыки и мало кто из увидевших замечает в его слепящем сиянии двенадцать огоньков, его окружающих. Но тот, кто видит, понимает, что это сестры храма во время служения обретают способность отражения Света надземного.

Мы не делаем секрета из своего ритуала. Не раз во время больших праздников визийные камеры передавали на экраны не только наше хождение и мантру, но и благодаря особому газу делали очевидным для всех сам Луч. Однако лиц наших, закрытых во время служения густыми вуалями, никто никогда не видел. Нет, мы не изолированы от земного обихода и живем среди людей. Никто не заподозрит в одиноко живущей соседке сестру–служительницу храма, зная, что при храме имеется общежитие и что женщина за соседским забором работает там медсестрой, кухаркой или садовницей. И все же изредка происходит непредвиденное.

Поиск

Однажды, когда мы выходили из храма, я спросил маму о том, кто живет в большом белом доме неподалеку, и мама ответила, что там белые сестры – те, которые служат в храме.

– Ты же сам меня спрашивал об огоньках, которые загораются наверху во время службы. Говорят, что это горят сердца наших сестер...

Когда я стал подрастать, я перестал видеть под сводами храмовой постройки точечные белые огни, а потом и вовсе забыл о них среди радостей и трудов жизни. Оказалось, впрочем, что не забыла об этой моей способности видеть тонкие энергии моя мама.

– Зачем, дорогой мой, ты ломишься в закрытую пока для тебя дверь? – спросила она, когда я не получил допуска на поступление в школу контактеров. – Ты мечтаешь о подвигах, хочешь открывать другие миры, не сообразуясь с тем, на что ты сам способен сегодня. Быть может, когда-то тебя примут туда – сам знаешь, там нет ограничений по возрасту...

– Но это мое желание, моя мечта!

– Да, родной, знаю. Но что мешает тебе до той поры, когда у тебя откроются нужные способности, поработать в другой области, например в целительстве?

Наверное, в ответ я состроил такую потешную физиономию, что мама рассмеялась. И все же, не оставляя мысли убедить меня в том, в чем не до конца была уверена сама, сказала:

– А ведь до семи лет ты прекрасно видел разное свечение: и огни в храме, и ауры людей... Значит при небольшом усилии снова можешь начать видеть.

– Но почему ты решила, что я непременно должен стать целителем? – пожал я плечами. – Сколько на свете профессий, требующих ясновидения! Могу стать ученым, судьей, писателем...

Мама погладила меня по плечу и улыбнулась:

– Ты можешь стать, кем захочешь. Но помни, что лучше послужить людям ты можешь тогда, когда приложишь все свои силы, все свои способности.

Так в пятнадцать лет я снова превратился в школьника, только уже не общеобразовательной школы, а Школы развития.

Служение

Когда утреннее предстояние в храме завершалось, в течение дня нам предстоял отдых до вечернего служения. Отдыхали мы в разнообразной работе, помогая сестрам, живущим и работающим в общине при храме. Работа предписывалась легкая, неутомительная, смена деятельности рекомендовалась при появлении признаков усталости. После ухода за садом, например, можно было заняться художественным рукоделием, а потом вновь вернуться к незатейливым хозяйственным делам, допускалось также чтение развивающих книг. Весь уклад этой нехитрой жизни призван был способствовать поддержанию бодрости тела и, главное, не должен был отвлекать от настроенности на сообщение с энергией Луча Владыки.

Немало свидетельств в течение веков оставили после себя люди, которые имели опыт Высокого Общения. Мои современники относились к нему сочувственно, сознавая впрочем, что многим из них еще не под силу существовать в двух мирах одновременно. Постоянство Общения требовало от человека чуткой уравновешенности, возвышенной мысли и невозмутимости чувств. В зеркально гладкой поверхности сознания тогда мог отражаться и удерживать свой отблеск Луч Владыки. Человек при этом продолжал жить по правилам внешнего мира, играя предписанную для него общественными условиями роль. Мысль о Том, кому отдавалось сердце, всегда главенствовала, подчиняя себе любые движения и желания. Взамен давалась самая трогательная, поистине отцовская опека и возможность ускоренно развивать удивительные силы человеческой природы.

Никто из ищущих Высокого Покровительства и в самом деле его получавшего не задумывался о том, что получит взамен своей преданности – искренняя сердечная привязанность чуждается мыслей о выгоде. Естественное тяготение к родине духа, поиск истинного отцовства укрепляли вначале едва ощутимую, но со временем крепнущую магнетическую связь с избранным Руководителем. В трудных заданиях преобразования своей низшей природы, в постоянном преодолении влияния негармоничного окружения росла самоотверженность и безграничное доверие к Ведущему. Так рождалась готовность к подвигу – не однократному действию и не случайному порыву, но к постоянному огненному напряжению всей жизни, привлекающему тонкие энергии из надземного для преобразования и улучшения настоящего и будущего планеты.

Желание

Уже после первого года пребывания в Школе ко мне стала возвращаться способность видеть тонкие энергии. У меня нередко болели глаза – до того я напрягал их, рассматривая человеческие ауры. Частой моей спутницей была и головная боль – в ней теснились горы информации, связанной с миром тонких энергий. В огненном порыве к познанию изначального я уже не мог удовлетвориться тем, что видел вокруг. Я искренне жаждал преодолеть это видение и, отстранившись от него, начать, наконец, воспринимать вещи в их природной полноте.

Мое страстное стремление разгадать загадку человека превращало меня иногда в чудака. Если я замечал что-то необычное в его аурическом коконе, то без стеснения мог впериться в него взглядом. Похоже, находились и другие юные дарования, которые вели себя столь же бесцеремонно. Порой не успевал я как следует сосредоточиться на человеке и его ауре, как подопытный тут же наглухо закрывал свое свечение непроницаемой оболочкой. Меня это совсем не огорчало – в объектах наблюдения недостатка не было, но все же наиболее интересными из них были те, самые чувствительные, которые немедленно ставили защиту от любопытных. Особенно в этом плане мою любознательность разжигала наша соседка. Эта внешне неприметная молодая женщина каким-то хитрым образом блокировала мою способность видеть светА. Всякий раз глядя на нее, я пугался, что снова, как в детстве, утерял способность к тонкому видению – вокруг нее не было никакого свечения.

– Я еще не встречал человека без ауры, – смеялся в ответ на мои расспросы наш учитель. – Если человек не хочет, чтобы ему лезли в душу, то и не лезь.

И дальше шли одна-две фразы о необходимости придерживаться этических норм.

К концу обучения я, должно быть, окончательно проникся теми флюидами нравственности, которые за три года были на меня истрачены, усвоив их вместе со способностью видеть человека насквозь. Если бы это было не так, вместо значка об окончании мне могли бы вручить направление на перевоспитание – безнравственный человек со сверхспособностями считался угрозой для общества.

Зажав в руке значок-голограмму с описанием моих успехов-неуспехов, я чуть не вприпрыжку торопился домой, чтобы показать его содержимое маме, подтвердить ей слова сказанные директором при вручении:

– Вы рекомендованы для обучения целительству, астрологии и психологии в Школе второй ступени.

Размышляя о специальности астропсихолога, воображая, как комфортно буду чувствовать себя в этой области загадок и тайн, я поспешно распахнул калитку и побежал по дорожке к дому. Споткнувшись на ровном месте, я потерял равновесие и, подавшись вверх и влево... Это резкое движение в сторону соседского забора внезапно открыло мне что-то такое, от чего на мгновение перехватило дыхание: некая упругая сила, сопровожденная вспышкой яркого света, выровняла наклон моего тела и не только помогла удержаться на ногах, но и позволила заметить в соседнем дворе ее источник – ту самую соседку, которая, по словам мамы, работала в саду при храме. С этого момента разгадать загадку садовницы стало моим главным желанием.

Наказание

В тихое и незаметное мое существование порой врывалось чужое любопытство, чужое желание сблизиться. Но даже несвойственная мне холодность в общении не всегда позволяла отвадить тех, кто набивался в друзья.

После того как однажды я помогла соседскому юноше не упасть, он, видимо страдая неуемным интересом к необычному, не упускал ни одного случая заговорить со мной, а то и зайти в гости. Несмотря на мое старание избежать встреч с ним и сдержанность в разговоре, он не оставлял своих попыток стать моим другом.

– Если вы будете подстерегать меня, я придумаю для вас наказание, – пригрозила я ему однажды.

– Вы этого не сделаете, – игриво ответил мне юноша.

– Почему?

– Потому что вы – добрая.

– Вы не верите, что я могу поступить сурово?

– Не верю, – еще шире улыбнулся молодой человек.

О том, что такое суровость к себе, мне было известно не понаслышке, мое служение постоянно требовало строгой самодисциплины. Однако о суровом отношении к другому человеку я знала лишь из старинных книг. В нашем мире даже к преступившим закон относились заботливо, ограничивая наказание психологическим внушением и исправительными работами, рутина которых скрашивалась одолением новых вершин знаний.

Поскольку справедливое наказание, согласно мировому закону причин и следствий, человек навлекает на себя сам, мне не нужно было предпринимать каких-то особых действий, но следовало лишь оградить себя от назойливых притязаний юноши. Именно такой совет дан был Владыкой, в отеческой мудрости которого мне никогда не приходилось усомниться. И только совместно с Ним – оплотом неусыпного дозора и неиссякаемой силы – можно было окружить себя светоносным покровом того напряжения, которое не только сообщило бы неосмотрительному сознанию об опасности, но и подвинуло бы его к Свету.

Страх

Как бы вы повели себя, если бы при одном взгляде на человека, который только вчера вам улыбался и обращался с вами по-доброму, у вас внутри все застыло бы от страха? Возможно, остолбенели бы, а, быть может, помчались без оглядки, как это сделал я, когда в очередной раз повстречался с нашей странной соседкой. Очнулся я дома, лежащим на полу. Надо мной стояла встревоженная мама с пустым стаканом, содержимое которого она только что выплеснула мне в лицо.

В нормальном состоянии я ни за что бы не признался, что испугался. Но сейчас я чувствовал себя по-младенчески беззащитным и потому выложил маме все, как было. Мама помогла мне встать и, провожая к лежанке, сказала, чтобы я выбросил из головы свои шпионские игры и подумал о том, куда пойду летом работать.

До сегодняшнего дня, до этой злополучной встречи я был твердо уверен в своем увлечении астропсихологией. Но в этот вечер и в последующие три дня безвылазного сидения дома я увидел свое будущее иначе, во всяком случае на ближайшие несколько месяцев. Мне вдруг остро захотелось приобщиться к целительству – не столько консультировать человека, опираясь на точные расчеты влияния Светил, сколько конкретно помочь ему здесь и сейчас обрести мир и свет в душе и бодрость в теле.

История медицины свидетельствует о темной поре, когда в мире было множество больных и увечных, когда нарушенный энергетический баланс в организме восстанавливался частично, без устранения вызвавшей его причины, когда жертвы катастроф навсегда лишались полноценного физического тела. В нашем мире всеобщего здоровья все же встречались немногие случаи такого искажения психоэнергетической природы человека, которые никакое целительство победить не могло. Приют эти жертвы своего протестного мышления находили в нескольких специальных общинах, где их нелегкую жизнь поддерживали целители и сестры-духовспомогательницы.

После недолгих размышлений я остановил свой выбор на общине при храме, где как раз освободилось место помощника целителя.

Узел

Почему этот безрассудный юноша так стремился быть там, где доводилось бывать мне, пояснил мне Учитель:

– Ваша связь проходит единой нитью через многие жизни. Есть узлы, которые нуждаются в развязке и наоборот – наступают сроки, когда можно утвердить новую ступень сотрудничества. Сейчас пришло время такого диалога.

Теперь сердце мое должно было подсказать, как вернее привести молодого человека к мысли о том, что не все загадки имеют немедленное разрешение, склонив его к смирению перед мудростью законов жизни. Место работы, избранное им как нельзя лучше способствовало охлаждению его азартной натуры. Нередко, заметив его издали в коридорах больничной общины, я наблюдала в его излучениях знаки страдания. Заимствованное или свое собственное, оно явно пригашало яркую, напряженную краску самомнения.

Однажды, увидев его в храмовом парке, я присела рядом с ним на скамейку. Его удрученный вид свидетельствовал о том, что недавно он проводил чью-то несмирившуюся, мятежную душу в мир иной.

– Почему, почему мы не можем помочь им? – бормотал он, раскачиваясь взад-вперед.

– Потому что они не готовы принять нашу помощь...

– Но ведь они просят, молят, требуют...

Его голос звенел отчаянием, и так по-человечески хотелось обнять его, утешить... Но легкий укол в сердце напомнил о моем обещании Учителю – подтолкнуть молодого человека на пути самоизменения.

– Ответь мне, друг, – обратилась я к нему, – почему ты сам так нелюбезен к простым правилам жизни? Почему стремишься поверх запретов к знаниям, пока недоступным твоему пониманию?

Возможно, в иное время эти вопросы пробудили бы в моем собеседнике вспышку самолюбия, но сейчас, когда картины страданий все еще стояли у него перед глазами, он ответил по-настоящему бесхитростно:

– Я всего-навсего хотел знать, почему вы не похожи на остальных.

– Друг мой, желание, не поддержанное небом, разрушительно. Но если очень хочешь...

Желания человеческие, особенно долго вынашиваемые, подобны раскаленным углям, готовым в любой момент дать вспышку пламени. Стоило мне обнадежить молодого человека, как в нем тут же пробудилось прежнее неуемное любопытство.

– Я готов выслушать все, что вы скажете! – с горячностью заявил он.

– Тогда закрой глаза...

Падение

Я знал, что если буду внимательно следить за ней, то непременно обнаружу, кто она на самом деле. Подозреваю, что, даже выбирая место работы, я неосознанно рассчитывал быть ближе к ней. Последовательно и неспешно наблюдая за соседкой, я постепенно составил четкое представление о ее дневном распорядке. Выяснив, что она ревностно посещает все службы в храме, я тоже стал дважды в день наведываться туда, участвуя в славословиях Владыкам и посылках полезных миру мыслей. Однако ту, которую я надеялся встретить, я не находил – ни среди прихожан, ни среди служителей храма. И тогда мне пришла в голову мысль забраться на второй ярус храма, чтобы с высоты рассмотреть всех, кто находился внизу во время службы.

Ступеньки, ведущие наверх, оканчивались наглухо закрытой дверью, и я, безрезультатно подергав ручку, уже собирался идти обратно, как вдруг до меня донесся стук твердых подошв – кто-то торопливо поднимался сюда. Мне ни с кем не хотелось объясняться, и потому я поспешил отступить в углубление в стене – в полумраке меня могли и не заметить.

Маленькая, полноватая женщина, слегка задыхаясь от спешного подъема, живо подскочила к двери и, ловко отворив ее, вошла в святая святых – комнату совершения обряда. Едва она переступила порог, как дыхание ее выровнялось, а шаги стали неслышными. Под однообразное повторение короткой мантры она плавно передвигалась по скудно освещенному помещению, окропляя ее приятно пахнущей водой. Я подумал, что это отличный момент, чтобы проникнуть вовнутрь.

Забившись в самый темный угол, я с интересом наблюдал за последующими приготовлениями к службе, терпеливо перенося приятно пахнущие брызги, щедро орошающие мое лицо и руки. Потеряв счет времени, я не заметил, как исчезла маленькая женщина и как в комнату стали входить одетые во все белое другие женщины. Они шли молча, осторожно ступая, как будто боялись нарушить чей-то священный, нуждающийся в охранении покой. В полной тишине кто-то из них еле слышно прошептал: «Здесь кто-то чужой», на что другой, тоже очень тихий, голос ответил: «Так тому и быть». Я улыбнулся, это походило на пароль и отклик – совсем как в наивных кинодокументах прошлого.

Потом женщины взялись за руки и плавно двинулись в хороводе вокруг престола, на котором еще раньше я рассмотрел блестящий черный камень. Они ходили и, кажется, повторяли одно и то же, однако, что именно, разобрать я был не в состоянии – в душу мою заползал самый страшный, самый безграничный страх, который я когда-либо испытывал. Все сильней и сильней прижимаясь к стене, я с ужасом наблюдал, как над престолом разгорается слепящий свет невыносимо бело-голубого цвета. И когда я ощутил, что мое сердце, неистово старающееся прогнать по жилам застывшую кровь, вот-вот разорвется на части, стена за моей спиной вдруг куда-то пропала. Даже не дернувшись, я, подобно каменному истукану, полетел вниз, в черноту, и только часто пульсирующая кровь говорила о том, что я еще жив...

Признание

Он закрыл глаза. А через несколько минут веки его разомкнулись. В пристальном взгляде теперь читалось потрясение, и в то же время сквозила бестрепетность человека, побывавшего по ту сторону жизни. Я взяла его за руки и заставила его сердце биться полней, с новой энергией.

Юноша ожил и, крепко сжав мои пальцы, с волнением произнес:

– Теперь я знаю, кто вы... это так... так прекрасно... так необыкновенно!..

Когда его восторг поутих, я попросила отпустить меня. Поднеся к его лицу ладонь, я представила, что держу в ней зеркало. Как только мое представление вступило в силу, лицо юноши вытянулось, а на глаза навернулись слезы: в зеркале он увидел себя поседевшим, с резко выступившими вертикальными морщинами на лбу.

– Ты заплатил большую цену за свое знание и, надеюсь, понимаешь, какова цена разглашения этого знания.

Я не сказала ничего обнадеживающего, наоборот – мой голос был тих и строг, однако мальчик вдруг перестал грустить. Он энергично поднялся со скамейки и направился к пышно цветущему кусту ароматных роз.

– Сейчас он сорвет цветок, – подумалось мне, – вернется и коленопреклоненный положит его мне на колени, в знак любви и послушания...

– Это твой первый ученик, – где-то внутри себя услышала я голос Владыки. – Прими его!

Когда моих рук коснулась влажная прохлада белых лепестков, сердце наполнилось болью и радостью. Боль я оставила себе, а искрами радости окутала трепещущее сердце юноши.

– Теперь так будет всегда, – подумала я, но вслух произнесла:

– Друг мой, я принимаю дар твоего сердца. Прими и ты мое ученье. Оно начнется прямо сейчас...

– Готов ли ты?.. ... ...

МЕЖДУ ПРОШЛЫМ И БУДУЩИМ

Я и Пит – «космические мусорщики». Неделями мы трудимся на станции поиска и сортировки объектов неприродного происхождения на орбите Земли и, коротко отдохнув в каком-нибудь интересном уголке открытой Вселенной, затем снова возвращаемся к работе. Если бы в свое время кто-нибудь сказал, что мы займемся одной из наименее творческих космических профессий, мы бы от души посмеялись. Будучи на хорошем счету в отряде космонавтов, мы рисовали себе самое увлекательное, полное подвигов и самоотверженного труда, межпланетное существование. Открывать новые планеты, спасать потерпевших крушение, изучать еще неразведанные районы Космоса... казалось, не было ничего прекраснее этих задач. Однако однажды нас попросили срочно заменить заболевший экипаж СПС, и мы, неохотно согласившись, решили на время отложить исполнение своей мечты. Как знать, быть может, мы поступили неправильно, но с тех пор станция стала нашим родным домом.

Нашу тихую, размеренную каждодневную жизнь время от времени нарушает прибытие корабля-грузоприемщика. После того как его ненасытное чрево заглатывает спрессованные в блоки фрагменты металлов, полимеров и прочих материалов, некогда бывших принадлежностью какого-нибудь летательного аппарата, на складе остается мелкий мусор, с которым легко справляется автоматическая уборка. Однако с недавних пор нажатие на пульте управления кнопки ОП (очистки помещения) вызывает лишь одну, раздражающую, реакцию электроники: «Функция очистки заблокирована, проверьте...» и далее следует перечень мало о чем говорящих нам неисправностей. Это значит, что пока не будет отремонтирован блок ОП, для уборки склада мы вынуждены будем пользоваться ручным мусоросборщиком.

У Пита чаще всего находятся не терпящие отлагательства дела, в необходимости срочного исполнения которых он всякий раз старается меня убедить:

– Ты ведь знаешь, если я не сделаю профилактику левой лапе (так называет он один из механизмов захвата), ее снова заклинит. Сама знаешь, сколько потом будет мороки.

– Ну да, – киваю я и спешу побыстрее удалиться, чтобы легкое чувство досады не переросло в недовольство: Пит готов сделать что угодно, даже выйти в открытый космос, лишь бы не заниматься уборкой.

В пустом хламохранилище меня встречают ледяной холод, могильная тишина и все неудобства работы в термокостюме. Справиться с ними обычно помогает переносной 3d-проектор, который, подмигивая с потолка веселым, желтым глазом, окружает меня самыми красочными земными и неземными пейзажами. В один и тот же день я могу очутиться в славно звенящей березовой роще, или на берегу говорливого, сверкающего перламутром океана, или на вершинах блистающих льдом величественных каменных громад... Бывает, однако, недовольство рассеивает меня и я забываю о своем всегдашнем помощнике. Приходится мириться с временным пребыванием в заточении, отделяющем от светлого, трепетного, изменчивого – неотъемлемой принадлежности всего живого. Одна, совсем одна... хотя... если присмотреться...

Замерло, а потом, словно подпрыгнув, снова забилось сердце, во рту пересохло – от дальней стены по направлению ко мне шел человек. Это был мужчина средних лет, в простой светлой одежде, в руке он держал трубочку. Поравнявшись со мной, он протянул ее и сказал:

– Подержи, пожалуйста.

Удивительно теплой показалась мне трубка. Ощутить тепло сквозь изолирующие перчатки было возможно, только если бы серебристый предмет был раскален. Однако датчик температуры на моем запястье никак не отреагировал на появление трубочки с семью небольшими отверстиями, по-видимому полой.

Пока я рассматривала диковинный предмет, незнакомец, подобрав шланг ручного мусоросборщика, занялся чисткой пола, ловко управляясь с приспособлениями подвижного контейнера. Обратив внимание на его руки, я вновь застыла в недоумении – они были без перчаток, да и сам он – как же я раньше не сообразила! – был совершенно не защищен от безжалостного воздействия космического холода.

– Может быть, это посетитель из Тонкого мира? «Привидения» – частые посетители станции, – мелькнула и погасла мимолетная мысль: трубочка, зажатая в моей руке сообщала живое тепло, что-то давно забытое, утерянное наверное еще в детстве.

Мне вдруг стало неловко. Вот появился чудесный гость, привнес атмосферу чего-то родного, домашнего в этот остужающий душу мир, а я позволяю ему заниматься ерундой, вместо того чтобы поговорить...

Пульт мусоросборщика висел у меня на шее. Я нажала кнопку «стоп» и помахала рукой, в надежде обратить на себя внимание незнакомца. Но не тут-то было: устройство не прекратило работу, а мужчина, по-прежнему сосредоточенно глядевший себе под ноги, продолжал водить шлангом из стороны в сторону. Не прекращая попыток остановить злополучный механизм («отчего же все подряд стало ломаться?!»), немногим быстрее неповоротливой черепахи, я кое-как добралась до моего добровольного помощника. Приблизившись к нему вплотную, я, чуть не в самое ухо, прокричала:

– Уважаемый, давайте побеседуем!

– Милая, не нужно так кричать, – мягко проговорил незнакомец. В его глазах было столько доброго света, что даже внезапную остановку мусоросборщика я восприняла как само собой разумеющееся.

Мы сидели посреди обшитой металлом пустоты и беседовали. На смену обычного ощущения замкнутости приходило чувство свободного парения в космосе, казалось, вся жизнь в ее полноте доступна для созвучания с ней, стоит лишь затронуть одну из ее чувствительных струн.

– Ты живешь в постоянном напряжении. Выполнив одно дело, тут же привязываешься мыслью к другому, с такой поспешностью, как будто если его не будет, ты окажешься в опасной пустоте, где твоему уму не за что будет зацепиться.

Слова моего собеседника вызвали у меня необыкновенное ощущение отстраненности, позволяя рассматривать себя словно со стороны. Прямо сейчас, оставив все дела, я, и впрямь, не знала цели, не имела опоры... но при всем при этом меня ничто не заботило и не пугало – внутри росла уверенность в совершенной наполненности каждого текущего момента. Потому так естественно принималась сердцем обращенная ко мне мысль:

– Стоит тебе захотеть, очень сильно захотеть войти в единое пространство жизни и пребывать там всегда, и ты это сделаешь.

– И я это сделаю..., – воодушевленная перспективой избавления от ограничивающих убеждений, я незаметно для себя разжала пальцы, и блестящая трубка покатилась по полу.

Подобрав ее, мой собеседник поднес инструмент к губам и стал издавать звуки. Тихие и незамысловатые вначале, они постепенно выросли в силе и многоголосии, превратившись в конце концов в звучание идеального ансамбля разных инструментов. От восторга, а может от ощущения безграничной свободы, у меня начала кружиться голова...

Когда картинка видимого мира наконец обрела устойчивость, я обнаружила себя стоящей на мосту. Не имеющий ни конца, ни начала, он висел высоко над плотной полосой тумана, разделявшей округу на две несвязанные области. Я и мой удивительный гость находились по одну сторону, перед нами простиралась обширная панорама человеческой среды обитания, напоминающая некоторые «живые иллюстрации» курса истории. Странное дрожание общей картины превращало ее в звучащий тревогой мираж: мир этот был ненадежен и хрупок. Высох ли он от недостатка энергии любви или прогнил от избытка желаний – в любом случае он был чересчур неустойчив.

В высоте неба я невзначай заметила людей, стоящих поодиночке и группами. От них исходили лучи света. Они не имели крыльев. Но мне подумалось, что это – ангелы. Стоило мне сосредоточиться на том месте, куда падал луч, как тут же перед глазами возникал фрагмент старого быта, с его радостями и бедами. Целительная для души энергия света шла к детям и старикам, к матерям в их непрестанных заботах по поддержанию лада в семье; она направлялась в помощь усердным труженикам и к тем, кто был способен преломлять ее более сознательно – духовным пастырям, ученым, людям искусства...

Мир этот был несколько непривычен и даже чужд мне, из-за своих грубоватых энергий, и все же казалось, что я способна понять и принять любые его проявления. Точно в ответ на эту мысль, мне было показано собрание множества людей, при виде которых возникло обжигающее сердце ощущение чего-то непоправимого. Эти стихийно собравшиеся люди были охвачены разнообразными чувствами, но большинство, открытое воздействию свыше, горело пламенем веры в силу добра и справедливости. Наблюдая, как ангельское воинство усиливает свой свет, я недоумевала, почему в душе нарастает беспокойство, но, присмотревшись, неожиданно обнаружила, что самые светлые земные сердца стали мишенями для тех, кому этот свет был ненавистен.

Душевная боль заставила меня отвернуться, повернулся и мой спутник. Предвосхищая мой вопрос, комом застрявший в горле, он сказал:

– Силы Света всегда щедро одаряют им нуждающиеся, обращенные к ним сердца. Они могут поддерживать или же не поддерживать способ действий земного человека, но силу в созвучное тонким энергиям сердце всегда вольют.

– Но почему они не остановят человека в его неправильных действиях? Они ведь могут?

– Могут, но не станут этого делать. Неисчерпанное желание получить свое, если не в этот раз, то в следующий, снова создаст вихрь какого-нибудь пагубного действия.

– Значит, тогда они еще не научились трансмутировать свои желания, как это умеем мы, – в моем воображении продолжал течь поток сравнений, когда я вдруг поняла, как далеко наш мир отошел от прошлого, с его неудержимым соперничеством и битвой стремлений.

– Ваша сила в том, что вы научились объединяться и реализовывать общечеловеческие стремления. Пусть у вас еще осталось деление на страны, но каждая ориентируется, в первую очередь, на общечеловеческие задачи: здоровое состояние планеты, духовное оздоровление личности, широкое сотрудничество с Космосом и многие другие. Сначала – общее, потом – наше, потом – мое – вот девиз нового человечества. Вы уже достаточно разумеете, что сотрудничество может быть безгранично широким. От теперешнего «моя Земля и моя Солнечная система» в будущем вы перейдете к основополагающему – «моя Солнечная система, моя галактика» и так далее – Космос велик. Но еще больше то, из чего он произрос – его невидимая Основа...

Пересекая мост, я словно иду от тьмы к свету. Продвигаясь вперед, я начинаю понимать, что мой спутник легко читает в моей голове мысли и образы и что он сам – представитель более высокого типа сознания, который в состоянии материализовывать себя в любом месте Вселенной. Шаг за шагом приближаясь к противоположной стороне моста времени, я все больше осознаю величие сознания, которое испокон веков занимается организацией жизни вселенского человечества, направляя его в сторону справедливых эволюционных решений. Представляю его титанические усилия по созданию из светоносных материй прообразов будущих духовных и материальных построений, которые со временем человечество облекает в плотные формы. И вдруг твердо знаю, что рядом со мной – один из любимых и почитаемых Руководителей, кого так радостно воспринимают мои современники, когда он освящает своим высоким присутствием наше пока еще далеко не совершенное существование.

Уже на той, противоположной, стороне моста, едва коснувшись мелко вибрирующего ограждения, я чувствую, что не в состоянии удержаться на ногах. Мой добрый спутник, подхватывает меня под руку и прислоняет к высокому парапету, заставляя смежить веки и начать дышать глубже. Вздох-выдох, вздох-выдох... Вот я открываю один глаз... второй... О, что за дивное зрелище предстает в обрамлении света! – чудный, переливчатый мир, где каждая форма, полнясь огнем, теряет нарочитость очертаний, а с ней и всякую обособленность. Сливаются очертания, исчезают границы цвета, запахов, звуков... Деревья, травы и цветы, восхитительно благоухая, звучат так мелодично... Неужели это та самая мелодия, которую играл на станции мой нежданный гость?..

– Смотри, перед тобой моя планета, – откликается он голосом, полным нежной признательности.

– Дивно... и тут ангелы... – изумляюсь я, заметив, как льются с небес лучистые потоки.

– Иерархия Света всегда имеет что дать планете для ее дальнейшего развития, на какой бы высокой ступени она ни находилась. Красота и гармония неисчерпаемы, неисчерпаемы и их воплощения в зримых мирах.

Красота и гармония... Я не могла представить, что в мире существует что-то более прекрасное, чем та феерия, которая разворачивалась у меня на глазах. Дивные люди с чудесными, сияющими очами не ходили, а, казалось, парили над поверхностью почвы. Да и как могло быть иначе, если даже земля в этом мире была живым существом – она живо откликалась на все, что происходило в непосредственной близости. По изменениям в ее излучении было заметно, как она радуется человеку, пролетающей над ней рыбке или пробегающей лани. Она немного вздрагивала от легких касаний маленьких копыт, но все равно была рада явлению, которое естественно вливалось в общую музыку. В звучании этой планеты не было сбоев или диссонанса, оно выглядело заранее срежиссированным, однако я понимала, что это не так. Очевидно, настроенность каждого существа на исполнение всеобщего – земли и неба – задания была так удивительно беспрерывна, что ничто не могло помешать ему быть одной из согласованных частей гармонии, ритм которой задавался в самых высших сферах бытия.

Завороженная красотой, внимая ей каждым вдохом, каждым биением сердца, я и сама готова была стать частью этого мира, тем более... о чудо!.. там, среди волнующихся оттенков синего, голубого и фиолетового теперь пребывал и мой спутник, лучившийся в полном созвучии с инопланетной природой. Как высоко взлетевшая птица, бросившая взгляд вниз, на далекую землю, в наслаждении свободой я вдруг почуяла горечь необходимости – потребности возвращения туда, где вновь все будет далеким от гармонии, где снова и снова придется бороться с одиночеством...

– Отныне, если пожелаешь, я буду с тобой всегда, – зазвучал в голове моей голос Друга.

Это было так поразительно, так невероятно, что исполненная ликования, я прокричала:

– Хочу! Очень хочу!

Очнувшись от гудения мусоросборочной машины, я была не в силах заставить себя открыть глаза, отпустить очарование последних волшебных мгновений видения. Однако по мере вхождения в земное сознание, в голове созрел простой вопрос: «Кто включил мусоросборку, если я и мой Друг были заняты музыкой?» Принудив себя все же вернуться к привычному – всеми органами чувств – восприятию мира, я ощутила не то что удивление, но полную потерю чувства реальности: неподалеку от меня, так же, как вначале, со шлангом в руках усердно трудился Он.

– Но как такое возможно?! – взорвалось во мне недоумение.

– Такова сила твоего желания, которое не хочет отпускать меня из поля твоего зрения, – послышался знакомый, уже полюбившийся мне голос.

Желание... Вот опять мной пытается овладеть неполно осознанная сила, заставляя действовать помимо воли. Так не должно быть!.. Однако расстаться здесь, в состоянии растерянности, с только что обретенным источником неиссякаемой любви и радости было выше моих сил. Я сидела в своем неуклюжем блестящем костюме и, машинально раскачиваясь взад-вперед, пыталась настроиться:

– Вот сейчас, сейчас еще чуть-чуть... и я начну трансмутировать свое желание...

Не знаю, сколько времени понадобилось бы мне, чтобы принять окончательное решение, если бы внезапно не завыла сирена внешнего люка и прямо перед носом у меня не вспыхнула ярким неоном информационная голограмма: «Прибыл мастер и оборудование ОП. Пожалуйста, покиньте помещение объекта. Повторяю...»

Господи, какое это было облегчение! Я шла по коридору станции, на ходу освобождаясь от частей термокостюма. За мной неслышно, но вполне ощутимо следовал Друг. Я шла и раздумывала, в каком месте сцена расставания принесла бы мне меньше боли... И вдруг, безотчетно затормозив, я повернулась и быстро двинулась в обратном направлении. Буквально пронзив резким движением фигуру своего сопутника, я грустно улыбнулась: надо же... позабыла, как накануне, чуткий к моим настроениям Пит, заметив мое недовольство, попытался меня ободрить:

– Душа моя, чтобы ты не скучала, пока меня не будет, я включу голограф на исполнение желаний, – будет тебе с кем поговорить.

– Ну вот, значит, это все мои фантазии, – думала я, выключая голограф. – Техника плюс сновидение – вот и вся данность бывшего со мной приключения. Подобные сновидения на орбите не редкость, ну а шутки благоверного – тем более...

– Дорогая!.. Я – дома!.. – раздался в динамике голос Пита, который только-только вошел снаружи в переходной коридор.

Помогая ему стащить тяжелый защитный костюм, необходимый для выхода в открытый Космос, я неожиданно остро почувствовала, как он мне дорог. На мгновение краска стыда залила мне лицо:

– Неужели Пит мне дороже Того, кто показал мне мир будущего и кто будет со мной неотлучно всегда?..

Но тут мне вспомнилось, как еще недавно я решила, что все бывшее – лишь плод моего воображения, и от души рассмеялась. Пит посмотрел на меня вопросительно, я – на него... нет, это не могло быть правдой!.. милые мне серо-зеленые глаза необычно расширились и приобрели совершенно иной оттенок... теперь это были глаза Друга...

– Неправда! – не поверила я.

– Что неправда? – удивился Пит.

Я смутилась и, опустив голову, пробормотала:

– Да так, померещилось.

– Бывает, – согласился Пит, которого так же порой сбивали с толку неожиданные видения.

Вечером, наблюдая в тишине знакомую, но каждый раз по-новому волнующую космическую даль, я вдруг услышала:

– И все-таки, я с тобой...

Слуховые «приветы» из Тонкого мира – стуки и голоса – тоже были неотъемлемой частью полета, потому по выработанной длительным опытом привычке я потребовала:

– Повтори!

– И все-таки, я с тобой! – утвердительно сказал голос.

Теперь я была уверена: это был Он...

---

На Земле был темный, ненастный вечер. В небе сверкали ослепительные искровые разряды. В свои сто два года Пит, как обычно во время грозы, страдал от головной боли. Я была лишь немногим моложе, но невзгоды переносила легче – со мной неотлучно был Он, мой Друг, его советы, его помощь... И еще, меня питала заветная мечта – однажды проснуться в Его сияющем мире и так же, как Он, начать широко нести помощь живущим на Земле.

«Скоро, уже совсем скоро...», – в свете молний мне виделось не только мое будущее, но и будущее нашей планеты – цветущей, сияющей, сообщающейся с лучшими мирами...

Да будет так!