СКАЗКИ ДЛЯ БЫВШИХ ДЕТЕЙ (рассказы)

Они выросли и уже не играют с игрушками. Они по-прежнему пытливы и на пути к Истине согласны подвергаться опасностям. Знать цель, видеть препятствия и растить волю к победе - их стиль жизни, какой бы фантастической она ни казалась. Они - это те, кто преодолев порог детства, все еще готовы на подвиги.

ОТКРЫВАЯ БУДУЩЕЕ

– Папа, папа, ну пожалуйста, разреши мне пользоваться апринтом.

Отец посмотрел на меня укоризненно:

– Ты же знаешь: он – «мои руки», я ими работаю. Мне бы не хотелось...

– Ну папа...

Отец был явно не в духе, но я, как преданная собака, продолжал ходить за ним по пятам до тех пор, пока не добился своего.

– Ладно, я отлучусь на пару часов, так что пользуйся. Но смотри, бабуле я дам все инструкции, она будет тебя контролировать.

В отличие от папы, который рисовал и лепил при помощи апринта, в свои шесть лет я еще не научился создавать четкие мыслеобразы. Мои мысленные команды выдавали на экране еще менее ладную фигурку инопланетянина, чем если бы я лепил ее руками. И все же, мне захотелось подержать ее в руках.

– Бабуля, распечатай, пожалуйста, моего Джиро.

– Папа не велел, – мило улыбнулась бабуля.

– Распечатай хотя бы в самом маленьком формате, хотя бы как мизинчик.

Продолжая приставать к бабуле, в глубине души я понимал, что это бесполезно. Робот – не человек, его нельзя побудить действовать вопреки заданной программе. Но я знал, что бабуля очень добрая и обязательно сумеет мне помочь. Потому я терпеливо ждал, пока она, углубившись в сложный мир своей логики, найдет необычное решение.

– Послушай, – вдруг оживилась она. – Давай я расскажу тебе что-то удивительное, что касается настоящих инопланетян.

Бабулин рассказ, с самых первых слов, заставил меня позабыть о неудачной попытке создать свой первый триде-шедевр. Оказалось, что бытовой робот, которого мы ласково называли «бабулей», раньше использовался как контактер в космоцентре. Он был способен в той или иной форме передавать послания инопланетного разума.

– Почему же ты здесь? – не мог сдержать я удивления.

– Я – одна из первых, видимо не слишком удачных, моделей роботов-контактеров. Ученых что-то не устраивало в моей работе, и они от меня отказались.

– А записи контактов у тебя остались?!

– Остались. Меня не стали перепрограммировать, просто отключили лишние функции.

Как задействовать скрытые в ее недрах возможности, бабуля не знала. Предположив, что ключом могло быть какое-то кодовое слово, которым обычно можно было переключить робота с одной программы на другую, я принялся называть слова, относящиеся к космосу, к технике... – перепробовал весь известный мне арсенал, но, увы, чуда не произошло.

Тогдашнее мое разочарование было таким сильным, что я долго думал о нем, как о самой большой потере в жизни. Однако то, что случилось несколько часов назад, обнажило в моей душе подлинную глубину отчаяния. Погиб мой лучший друг. Еще вчера мы отмечали его семнадцатый день рождения и вместе путешествовали при помощи симулятора по удивительной планете, но немногим позже сердце его остановилось...

Дом казался пустым, а вещи в нем – чужими. Родители были в отъезде, а бабуля, с тех пор как я вырос, за ненадобностью хранилась в кладовке.

– Бабуля... – вздохнул я. Вдруг подумалось, что, «оживив» ее, я хоть ненадолго смогу ощутить беспечальность детства.

Маленькая, улыбчивая фигурка женщины средних лет, одетая в домашнее платье, по-прежнему вызывала теплые чувства. Сейчас она показалась мне особенно трогательной... Воображая, какими будут ее чуть монотонные, но всегда разборчивые обращения ко мне, я не мог сдержать улыбки: «пора мыть ручки», «готова проверить домашнее задание», «я приготовила твои любимые рисовые шарики»... Эти так надоевшие мне в детстве фразы прозвучали бы сейчас так мило...

Моя радость была преждевременной: аккумулятор робота сел, и нужно было ждать, пока он зарядится. Час... два... время текло медленно. Взгляд то и дело невольно останавливался на знакомом и любимом с раннего детства лице, которое своим застывшим выражением напоминало о смерти. Это было выше моих сил. Я поспешил включить машину, не обращая внимания на индикатор заряда, сигналивший красным. Как и следовало ожидать, бабуля не ожила, не облегчила боль моего уязвленного сердца. Упав ничком на пол, я стал бить по нему кулаками. Пол едва приметно вибрировал, напоминая, что более сильные толчки могут активировать домашнюю систему защиты от землетрясений. Безумная идея испытать себя заставила меня колотить по бесчувственному дереву что есть силы. Результат был закономерным: защита не включилась, я же выдохся полностью. У меня не было охоты реагировать даже тогда, когда зуммер робота просигналил о его готовности к работе.

– Встань и подойди ко мне, – голос звучал слабо, как будто шел издалека.

– Надо же, как испортил бабулю долгий простой... – мелькнула вялая мысль.

После того как призыв повторился дважды, я начал чувствовать раздражение – такая назойливость мне претила. Я поднялся, чтобы отключить робота и водворить его на место, но незнакомый голос, который шел из динамиков, остановил меня.

– Не отключай робота от сети, сейчас он работает как приемное устройство.

– Ты хочешь сказать, что ты – не бабуля, – скептически заметил я; мой мозг решительно отказывался верить в иррациональное.

– А когда-то ты готов был верить... и в инопланетян, и в неисчерпаемые возможности мирового разума.

Бабуля была способна неординарно мыслить, но одного она не умела точно – читать мысли. Если бы мое состояние было нормальным, я бы, по меньшей мере, насторожился. Но владевшая мной меланхолия только приветствовала мысль о встрече с самым опасным и неизвестным, может быть даже со смертью... Не отдавая себе отчета в своих действиях, я пошел в кухню и взял из ящика нож. Вернувшись и застав робота таким же недвижным, я не смог вспомнить, зачем вооружился ножом, и потому бросил его на пол. Однако голос велел мне поднять инструмент и вырезать с его помощью на груди бабули прямоугольное отверстие.

Когда лоскут искусственной кожи остался у меня в руках, на его месте показался небольшой светящийся экран. В слабом мерцании черно-белого изображения я увидел расплывчатые черты незнакомого лица.

– Могу я увидеть тебя лучше? – сейчас я готов был содрать с робота хотя бы и всю его оболочку, лишь бы обнаружить кнопки настройки.

Но незнакомец остановил меня:

– Улучшить изображение ты не сможешь, да и что даст тебе картинка?

Он велел мне закрыть глаза и перестать беспокоиться.

Я знал, что человека охватывает страх, когда он не может вдохнуть или выдохнуть. Казалось бы, что может быть страшнее этого несовместимого с жизнью состояния? Однако дыхание жизни не заключается лишь в дыхании тела. Душа тоже «дышит», насыщаясь впечатлениями мира, созвучными ей энергиями. И без насыщения ими может начать ощущать удушье. Эта мысль пришла гораздо позже, но не в тот момент, когда, придя в себя, я обнаружил, что нахожусь бездонном пространстве, в непроглядной темноте. Скованное ужасом, сердце билось так часто и быстро, как только могло; одновременно отзываясь во всех частях тела, оно мучительно сопротивлялось разрушительной иллюзии...

Мгновением позже мне уже казалось, что я парю – ни много ни мало в открытом космосе. Блестящие точки на фоне черноты напоминали о звездном небе. Этот близкий и знакомый образ подействовал успокоительно, и я, только что излучавший каждой клеткой своего тела безумный страх, принялся искать точки опоры. В принципе, поиск основания для мышления – обычное состояние ума, ум не может пребывать в пустоте, какая-никакая зацепка ему всегда нужна, вроде: «сейчас я буду делать то-то», «поищу-ка что-то знакомое и от него буду плясать дальше»... Можно сказать, что и ум тоже дышит «воздухом мысли».

Когда, почувствовав себя хозяином положения, мой ум «задышал», я вообразил, что смогу лететь и таким образом приблизиться к звездам и планетам. Но не тут-то было, тело решительно отказывалось изменять положение в пространстве. Возмутившись, я сделал особенно сильный, решительный рывок и... сознание мое погасло. Когда же оно вернулось, мне понадобилось все мое мужество, чтобы принять то, что я увидел.

Ряд... вернее два ряда светил выстроились по обеим сторонам от меня. Они выглядели не больше земной Луны и вряд ли ярче, но ощущались такими явными – до эффекта присутствия. Да, у меня было полное впечатление, что я участвую в каком-то экзамене, и строгие глаза экзаменаторов, не мигая, следят за мной.

– Ты хотел лететь, лети! – эта невесть откуда взявшаяся мысль подтолкнула меня вновь податься вперед.

Оказалось, что двигаться теперь легко и приятно. Что ж, пора было познакомиться с «экзаменаторами»! Под аккомпанемент едва слышного, странно вибрирующего звона в ушах, я ринулся на встречу с посланниками Вселенной. Однако вскоре мое рвение поубавилось... Пока я летел примерно посередине «звездного коридора», ничто не мешало мне быть собой и находить для своего ума точки опоры. Но, как только я пытался приблизиться к тому или иному светилу, то как будто начинал терять себя. Звезды обдавали жаром, планеты – холодом, однако это было пустяком по сравнению с невидимым воздействием, от которого переставали дышать сердце и разум. Мне вовсе не улыбалось превратиться в живого мертвеца и потому в своем полете я предпочел держаться центральной линии. Делая вначале короткие выпады по сторонам, чтобы почувствовать энергетику очередного светила, со временем я отказался от этого. Сердце... сердце подсказало мне, что, даже не приближаясь к неизведанному миру, я могу почувствовать, насколько дружественна его аура. Наверное, впервые в жизни я обратил на сердце внимание не как на телесный орган, но как на друга, способного вернее и безошибочнее оценивать ситуацию, нежели потерявшийся в суждениях ум. Я даже стал разговаривать с ним.

– Можно лететь к этой?.. – спрашивал я, и, если сердце ощутимо меняло ритм, мое намерение угасало.

– Спасибо, друг! – окрыленный чудесной поддержкой, я двигался дальше.

Но постепенно обретенная радость стала угасать – парад планет казался бесконечным, а уколы чуждого ритма истощали. Лишь одна мысль росла и укреплялась во мне: в космосе чрезвычайно много совершенно чуждых моему естеству миров, войти в которые я еще не готов, очевидно по причине своего несовершенства.

«Чужой, чужой, чужой», – стучало в висках... И вдруг... не поверите!.. как будто все любимые мной ароматы Земли возникли враз, из ниоткуда. Впечатление исходило от одной небольшой планеты, окруженной дивной голубой атмосферой.

Очертя голову, я ринулся к ней, как к родному дому. Только сейчас, после экзекуции полного отчуждения от всего родного, близкого уму и сердцу, я ощутил, как дорога мне наша планета. Всю любовь, на какую я был способен, я посылал стремительно приближающемуся голубому миру. Ликуя, я облетал его в надежде обнаружить маленький остров в океане, на котором жил от самого рождения. Однако, чем больше деталей на поверхности планеты мне удавалось рассмотреть, тем большим становилось мое недоумение. Да, этот мир был разительно похож на Землю – обладал континентами и обширными океанами, имел две полярные области, – но все это имело другие размеры и очертания, и находилось совсем не там, где должно было быть.

Не раз облетев Новую Землю вокруг и окончательно утратив надежду найти там свой город, я решил приземлиться наугад: на самый большой материк, в самую, как я полагал, малонаселенную область – на заснеженные горные вершины.

Пронизывающий ветер и слепящий блеск снежного покрывала не уменьшали радость встречи с космической родиной. «Я найду, я преодолею...», – твердил я себе, и улыбка моего сердца согревала и придавала уверенность.

Пройдя изрядное расстояние, я присел на склоне и дал глазам отдых. В какой-то момент в уши вошел тот же странный тонкий звук, который посещал меня в космосе. Я долго не решался открыть глаза, полагая, что увижу нечто столь же пугающее, как тогда. Но когда сделал это, то увидел перед собой... огромную тень человека.

Я обернулся кругом, но никого не обнаружил. Вообразив, что мне померещилось, и что в этом месте снег просто-напросто успел отчего-то потемнеть, пока я на него не смотрел, я стал ощупывать его. Словно подыгрывая мне, тень сдвинулась, и на ее месте показался девственно чистый наст... Это выглядело так поражающе, что я невольно вновь опустился на прежнее место.

Не зная, как вести себя в присутствии живой тени, я поспешил заговорить с ней:

– Слушай, если ты человек... ну какой-нибудь из тех, кто владеет своими психическими силами, то покажись...

– Если я покажусь, ты погибнешь, я пока «чужой» для тебя, – услышал я ответ.

Меня обдало жаром: голос – глубокий, с нотками учительной твердости – походил на тот, что доносился из недр бабули.

– Так это ты! – обрадовался я старому знакомому и с энтузиазмом вскочил, чтобы продолжить путь.

Спускаться теперь было куда легче: меня уже не донимал холод, и тень, спешившая впереди, гасила слепящий снежный экран. Убедившись в неслучайном явлении своего невидимого спутника, я жаждал узнать у него об очень многом. Но что-то останавливало меня от легкомысленной, необдуманной болтовни – хотя бы мысль о его невероятных способностях, позволивших устроить мою встречу с космическим сознанием. Осторожно продвигаясь по скользкому склону, я напряженно искал повод для начала разговора.

– Это Земля? – наконец нашелся я и, получив утвердительный ответ, спросил снова:

– Почему она так не похожа? Это Земля будущего?

– Да, ты прав.

Я ждал пояснений, но они не последовали. Задавая уточняющие вопросы, я получал лишь подтверждения или возражения своим мыслям и постепенно стал понимать, что по-настоящему сумею разговорить собеседника лишь тогда, когда задам ему «нужный» вопрос.

И вот на очередном привале меня осенило:

– Если космический разум помогает землянам всеми мерами, и благополучие Земли целиком зависит от них самих, что по-твоему они должны делать?

– Должны любить.

Такой незамысловатый ответ откровенно разочаровал меня. Что я мог вынести из такого разговора? Словно подслушав мои мысли, невидимый собеседник вдруг засыпал меня вопросами:

– Ты полагаешь, что знать о любви и действовать любовью – одно и то же? Думаешь ли ты, что ты или кто-то другой в каждое свое действие вкладывает желание улучшить окружающий мир или день живущих рядом людей? Готов ли ты расстаться со всеми своими предубеждениями ради того, чтобы стать носителем любви?

То, что я услышал, сильно отзвучало в сердце и стало ответом на многое. Передо мной вдруг прошла панорама моей недолгой жизни, двигателем которой, чаще всего, были сиюминутные желания. Выпав на мгновение из оболочки сковывающего меня эгоизма, я к своему ужасу вспомнил, как сильно повздорил с другом накануне его гибели...

Уверен, что если бы раньше я оступился и беспомощно покатился с горы, мной бы овладели страх или отчаяние, но сейчас я был почти счастлив: опасное положение, в котором я очутился, показалось данью искупления. Точно так же я был рад всем болезненным ушибам – они остро дали о себе знать, когда я поднялся на ноги.

Светило Солнце, в воздухе разносился аромат цветущего сада. Внизу, в удивительно красивой долине – по-весеннему нарядной и ухоженной – царила праздничная атмосфера. Люди, одетые в светлые, украшенные шитьем одежды, направлялись к величественному зданию, чем-то напоминавшему храм. Туда же бесшумно подлетали аппараты. Высадив пассажиров, они улетали прочь. В это оживление людей и природы естественно вписывалось торжественное песнопение. По-восточному гибкие голоса женского хора, расположившегося у храма, воспринимались единым целым с щебетанием птиц и говором бегущих с гор ручьев. И хотя я не мог распознать в этом пении ни одного из известных мне земных языков, оно завораживало меня. Заслушавшись и засмотревшись, я совершенно забыл о своем постоянном спутнике. Однако он, спокойно и размеренно, ничем не нарушая красоты торжества, заговорил сам:

– Видишь: любовь и созвучие дают ощущение целостности... общий для всех землян язык – на нем исполняется песнь – облегчает взаимопонимание... постоянство связи с космическим разумом – не обряды, но живое сердечное чувство – помогает строить жизнь гармонично... Сохрани память об этой гармонии в сердце.

Это было последнее, что я запомнил перед тем, как вернуться в черно-белый мир настоящего. Именно таким оно показалось мне после пробуждения: тусклым, незначительным и как будто лишенным будущего. Закрывая глаза, я восстанавливал в воображении яркие картины Новой Земли, открывая – пускал слезу... с большой признательностью, но и с тоской взывал к тому, кто меня вел... И в конце концов понял, уяснил, зачем мне дано было видение! Я должен был начать жить иначе – ради построения Новой Земли. Поверх всего, что кажется серым и будничным, я должен был внести энергию будущего в настоящее, любовью и радостью залечить его печали. И следовало начать это делать прямо сейчас.

Побуждаемый просьбами бабули, которая к этому времени уже «проснулась», я тщательно приклеил лоскут кожи на место. Она была весьма удовлетворена и, оправив на себе одежду, поспешила в кухню, обещая приготовить мои любимые рисовые шарики. Едва за ней закрылась дверь, я не без трепета присел перед домашним алтарем и, отворив резные створки, поставил туда фотографию друга...

Я смотрел в его открытое улыбающееся лицо и от всей души просил простить меня... Слышал ли он? Не знаю. Но что-то подсказывало, что мое обращение не останется без ответа... Горели свечи... летел из сердца привет ему, восходящему... соединялись миры... любовью... для любви...

ПОБЕЖДАЯ СЕРДЦЕМ

Вокруг все искрится изумрудным и синим. Это любимый навесил лучистую полусферу над садом Веоны. Говорок ручья рассекается ладонью, веселыми искрами вспыхивают капельки воды. Вода в пригоршне наливается прозрачной синевой, растекается по лицу сине-зеленым. Умываясь, Веона радостно смеется.

Колеблется завеса ночи. Предчувствие света несет радость. Радость миру!

«Не жди, – зовет внутренний голос, – не дли ожидание. Пора отправляться в путь».

Стремителен старт. Вздоха мысли достает, чтобы отделить тело мысли от остальных, сосредоточить в нем сознание. И так, налегке, устремиться по каналу, соединяющему родную планету с планетой высшего плана – Тулу.

«Энергетический мост между планетами мы называем каналом. Строятся каналы, как и многое в нашем мире, с помощью мысли, с учетом естественных течений магнитных токов. Канал к планете Тула достаточно надежен, но иногда враждебные потоки могут прободать энергетическую защиту, и тогда нужно переждать», – припоминается Веоне давнее наставление.

Слабая пульсация в области висков, ощущение напряжения в районе плечевых центров – обычные явления при движении по каналу. Давление токов несущественно – Космос дает добро на стремительное перемещение с планеты на планету.

Привыкнуть можно ко всему, можно даже научиться воспринимать то, что не имеет устойчивой формы. Всякий раз когда Веона посещает Тулу, ее сознание в первые мгновения неизбежно увлекается в плен невероятных иллюзий, ибо все сущее на планете – будь то человек или творения мысли его – не нуждается в утвержденной оболочке. Словно множество светов, колеблющихся в ритмах мыслечувств, предстают перед ней живые существа. Эти пламена прекрасны, но о сущности их можно судить лишь по собственным ощущениям.

Веоне нравится исследовать Тулу. Хотя исследованием в обычном смысле слова это не назовешь. Все сводится к созерцанию света и попытке совладать с рядом не слишком приятных ощущений, которые вызывают энергии более высокого напряжения. Зато потом, когда Веона возвращается на родную планету, она словно прозревает. Огненный потенциал, умноженный Тулой, обостряет ее чувства и разумение настолько, что она начинает видеть то, чего не видела прежде, например, причудливые узоры человеческих судеб или же рисунок жизни ближайших планет.

На Туле космические часы идут скорее – день быстро сменяется ночью. Ночное небо огромным куполом накрывает одинокого путника. Но Веона не чувствует одиночества.

«Веона, мы с тобой, береги сердце. Радость миру!» – посылает сигнал один из друзей. Это не простое приветствие. Сигналы с родной планеты дарят Веоне силы, помогают одолеть непривычную тяжесть здешней энергетики.

Особенно воодушевляет ее голос любимого. Ведь это с ним огни ее духа возгораются ярче, с ним она строит новую жизнь, с ним приводит на Землю назначенные к воплощению души. Рожденное пламенем любви само пылает лучшими огнями: радостью, добросердечием, преданностью, миролюбием... – не счесть всех граней красоты их совместного творчества.

Веона останавливает полет перед «огненным дворцом». Во тьме звездной ночи он сияет еще сильнее, подобно языкам ослепительного пламени, устремляясь в небо. Зачем на Туле горят эти величественные костры, Веоне не ведомо. Однако на ее планете распространено мнение, что именно посещение дворцов Тулы наделяет человека новым знанием, умножает его силу. А потому нередко отважные души под руководством опытных проводников отправляются исследовать означенные феномены. Встречаются и такие сумасброды, которые в одиночку пытаются справиться с неизведанными силами. Что из этого получается, знают спасатели – такие, как Веона.

Остановиться, сконцентрировать мысль... Пусть все силы сосредоточатся в едином устремлении! Одним порывом одолевается упругая «стена» дворца. Пространство за ней огромно и... обманчиво привлекательно. Веона знает, как опасно задерживать взгляд на завораживающем сверкании, а ведь ей это просто необходимо – она, во что бы то ни стало, должна обнаружить застрявшего здесь на днях горе-исследователя.

– Веона, будь на связи! – постоянно зовет кто-то из друзей.

– Не спать! – командует она себе, и с большим трудом перемещается в следующий зал.

Быстро оглядываясь по сторонам, Веона то и дело переводит взгляд на свои пальцы, замечая, каким яро напряженным становится исходящее из них излучение. Она чувствует, что искомый человек уже где-то близко... Поторопиться... Чем дольше разобщены тела спящего, тем трудней будет достучаться до его сознания.

В одном из залов Веона спотыкается о невидимую преграду и, теряя равновесие, беспомощно распластывается на полу. Ритм беглых взглядов нарушен, и глаза Веоны невольно закрываются.

– Берегись Веона! – предупреждает любимый. – Будь на связи!

– Я на связи... – бормочет Веона.

«Такое со мной впервые», – думает Веона, поднимаясь на ноги. По ее лицу текут струйки пота. Разве такое может быть? «Это из-за боли, которая натягивает струны психических центров до предела». Двигаться в таком состоянии немыслимо. «Срочно, срочно свяжитесь со мной...», – зовет Веона друзей, но эфир пуст, слышен лишь переливчато вибрирующий голос планеты.

Впору потерять присутствие духа, но опасность, напротив, обостряет силы. «Тула, прошу помощи!» – воспламеняет сердце Веона. И ответ не медлит: из слепящего тумана выступают очертания высокой фигуры. Веона знает, каким гибельным для нее может быть присутствие тулянина, если она не сможет сонастроиться с его высокими энергиями. И потому всем своим существом отдается ему, как в давние времена всецело вверяли себя Богу в последней мольбе.

Вначале кажется, что страдания только усиливаются... Но вот тулянин поднимает руку и сдержанными движениями начинает чертить в пространстве знаки. На мгновение являя остроту немыслимого блеска, они находят немедленные отзвуки в центрах Веоны – огненное жжение успокаивается, боль постепенно уходит, освобождая сознание от тягостного ощущения несвободы.

Несмотря на отсутствие скованности, как действовать дальше, Веона пока не знает: она потеряла связь с Землей и с человеком, которого ищет. Однако, на удивление, она бодра и готова выполнить возложенную на нее миссию. «Благодарю тебя, Явленный, ты спас меня. Прошу, помоги в поиске...» Мысль, обращенная к тулянину, не получает словесного ответа, но становится очевидно, что он по-прежнему готов помогать женщине Земли в ее непростом служении.

Подобно Солнцу, чьей жизненной силой невозможно пресытиться, тулянин, оказался для Веоны источником неистощимого откровения. Она открывала для себя, казалось бы, очевидные вещи, но именно соответствие самой сути жизни и наделяло их неопровержимой убедительностью. Веона, чье сердце никогда не пустовало, теперь начинала понимать, что означает быть до краев заполненной любовью. Удивительная полнота чувств заставляла звенеть радостью все ее существо, немедленно отзываться на все импульсы, исходящие от тулянина.

Внимая каждому движению мысли своего спасителя, Веона, тем не менее, не сразу поняла, что именно он пытается ей показать. Вот перед ее взором появился некий иллюзорный мир, потом другой... Один за другим, как будто перелистывались страницы увлекательной книги, мелькали разнообразные виды... чрезвычайно напоминающие земные. «Они прекрасны! – любовалась Веона. – Но что кроется за ними? Неужели земные сознания?» Догадка была верной, и уже в следующем подобии земного мира она обнаружила человека. Поток его мыслей немедля ворвался в нирваническую тишину ее существа.

– Даже не пытайся меня забирать отсюда! Ты ведь спасатель, верно? Да ты и сама скоро не захочешь возвращаться... как все мы...

Несмотря на уверенность, которая исходила от этой сильной и, по-видимому, неординарной личности, его аура, окруженная защитной оболочкой, почти не просматривалась. Чем больше Веона пыталась приглядеться к ней, тем более непроницаемой становилась защита. Это было удивительно, ведь он мог уйти, исчезнуть в любой момент – так же, как появился. «Быть может, это мой чудесный спаситель удерживает его магнитом своей воли», – подумалось Веоне. Но, осмотревшись, она нигде не обнаружила могущественного тулянина. Как бы там ни было, сдаваться Веона не собиралась. Магнетизм ее сердца уже не раз выручал из беды незадачливых упрямцев, побуждая их следовать за ней. Незнакомец дрогнул и переместился к ней ближе, но его мысль по-прежнему сопротивлялась неизбежному:

– Твоя взяла – я в ловушке. Но других я не выдам.

Он все еще крепился, но теперь, скорее, производил впечатление человека, которого, нагого и беззащитного, вытащили из теплой постели на холод и потребовали от него отказаться от той неги, того удовольствия, которое он только что испытывал. Его сон, а иначе созданный им мираж, был, и вправду, очаровательным. Каких только природных уголков в нем не было! И каждый казался естественным продолжением мысли создателя. Веона знала таких творцов, накрепко привязанных к своему творению, ни под каким предлогом не желающих расставаться со своими овеществленными мечтами.

«Нет, этого не может быть...», – сопротивлялась Веона вдруг нахлынувшему чувству любования великолепной природой. Не в силах оторвать взгляда от деревьев в очаровании их изумрудных аур, пышных цветочных куртин, причудливой формы камней..., она словно увязала в обаянии мысли того, кто, не жалея сил, питал их своей энергией. «Ах, вот ты как!» – вылетел из ее сердца огонь возмущения. Коснувшись окружающего пейзажа, он в одно мгновение лишил его шарма. Под действием огненной энергии обнажилась и аура незнакомца. Читая по ней, Веона не могла скрыть своего изумления: «Да он же сам бывший спасатель, он вовсе не тот, кого я искала!»

Разоблачающая мысль пошатнула с трудом сдерживаемое спокойствие мужчины, и весь шквал его переживаний обрушился на Веону. Было ли это сознательной атакой, она не знала, однако понимала, что ни в коем случае не должна погружаться в водовороты чужой личности. Не отрывая взгляда от больших темных глаз незнакомца, Веона пыталась осмыслить причины его поведения. «Неужели на Земле ему было так плохо? Вряд ли... Он – увлеченный человек и наверняка с большим воодушевлением занимался своим делом... Видимо, попав сюда, он начал открывать в себе новые творческие возможности, например создавая собственную реальность или даже пребывая в нескольких одновременно. Зачем ему это было нужно? Например, чтобы, как на сеансе многоканальной связи, иметь одновременное общение с разными людьми – своими соотечественниками...»

Читая по ауре историю этой личности, Веона с удивлением отмечала, как в психике человека постепенно замещалась ценность непосредственного человеческого общения общением с иллюзорными мирами, созданными такими же, как он, одиночками. Да, он умел входить в реальности всех своих друзей и, произвольно сочетая их, наслаждаться лучшими продуктами их сознания. Он чувствовал особую остроту и полноту ощущений, соединяя пребывание на «дне океана» и «среди горных вершин», «в лесу» и «в пустыне», созерцая «гремящий водопад» и «паря над бескрайними равнинами». Такая глубокая причастность к жизни – удивительному разнообразию природы и еще более тонкой природы человека – увлекала его необычайно. Проникая в мир человека, который на этой планете постепенно во всех подробностях проявлялся в созидаемом им пространстве, изменялся и рос, он принимал самое активное участие в этом строительстве: не только наблюдал за тем, как его товарищи созидали миры, но созидал их самих; они были не столько его друзьями, сколько его детьми. Он любил их, любил искренне и неподдельно, и они отвечали ему тем же. Искренность его чувств не могла не увлечь.

«Где же ты, тулянин?..» – Веона была бы рада любой возможности отделить себя от страстной увлеченности незнакомца. Но тулянина нигде не было, видимо, он дал ей все, что было необходимо, а дальше она должна была действовать самостоятельно. «Зачем, зачем он показал мне эту череду видений, а сам исчез? Неужели они – ключ к поиску?» Лицо пропавшего туриста, которого она искала, никак не оживало при сопоставлении ни с одной из увиденных реальностей, значит там его не было. Снова и снова Веона прокручивала в воображении мельком увиденное ранее... И вдруг ее осенило: «Да, это же те самые миры, которые так лелеет в своей ауре бывший спасатель! Именно там я найду тех, кто скрыт за ними...»

Мысль о том, что ей предстоит вызволить из плена иллюзий стольких людей, настроила Веону на иной лад. Ее визави не сомневался в том, что уже поймал ее в сети своих чар, весь его торжествующий вид как будто говорил: «Ты будешь одной из нас». Но Веона, осознав серьезность поручения, целиком переключилась на решение этой новой, сложной задачи. Выловив из памяти первый попавшийся образ, она сосредоточилась на нем.

Это напоминало уравнение со многими неизвестными – по деталям явленного пейзажа распознать ментальный облик его владельца. Здесь, в мире ручьев, сбегающих с невысоких лесистых гор, в краю тонких запахов и звуков могла обитать очень нежная душа, спешащая укрыться в тени неглубоких гротов на высоком берегу быстро бегущей реки. Общению с людьми она явно предпочитала игры с духами природы, которых здесь было не счесть. Стоило Веоне сосредоточиться на ее мироощущении, как тут же, среди прозрачных мелькающих образований, она стала примечать более устойчивый облик – грациозную, полную невыразимой прелести девушку, напоминающую сказочную ундину.

Погруженная в свои грезы, мечтательница вначале не замечала присутствия Веоны, но как только ощутила давление иной, солнечной ауры, вся встрепенулась – облачко окружавших ее стремительно-подвижных элементалов тут же бросилось врассыпную, оставив ее без своей трогательной заботы.

– Зачем ты здесь, дитя?

Затронув незнакомку, Веона задела этим и ее ревностного опекуна: он тотчас же усилил свои чарующие токи, стараясь не допустить сближения женщин. Но Веона, всем сердцем проникшись драматизмом существования юной отшельницы, позвала ее снова. И та, успокоенная теплом нежданной гостьи, под одобряющим взглядом «отца», распевно отвечала:

– Мне хорошо здесь, я тружусь вместе с духами. Мы создаем чудесную природу и насыщаем все вокруг чудесной музыкой. Послушай...

И правда, пение здешней природы было поистине пленительным в своей гармонии: равномерное дыхание леса, умиротворяющий шепот трав служили фоном для хрустального звона воды и ликующих голосов птиц, сюда же вплетался и более тонкий узор мелодий резвящихся духов. Как было не поддаться обаянию здешнего мира?!

Заслушавшись, Веона поймала себя на том, что пытается исключить из стройного звучания какое-то стороннее влияние. «Враг мой – друг мой», – распознала она источник. Любящий опекун девушки так старался покорить сердце Веоны, что невольно нарушил ее звуковосприятие током своих энергий. Их напряженная вибрация, создавая подобие тонко звенящего металла, совсем не вписывалась в здешние хоры.

– Милая, – обратилась Веона к девушке, - ты же знаешь, как неповторимы мгновения жизни, как невосполнимо утрачивается поэзия твоих чувств, не разделенная с близкими по карме людьми.

На мечтательное лицо девушки набежала тень. Молитвенно сложив руки, она сказала:

– Я все понимаю. Я помню о своем долге перед Землей и всеми, с кем была связана... Но я не могу отказаться от счастья быть творцом. Только на этой планете с такой легкостью можно реализовывать свои самые сокровенные мечты.

– Но тебе придется вернуться, – настаивала Веона, стремясь донести свою убежденность. – Знаешь, что если не пройдешь урок нынешнего воплощения на Земле и доживешь свой век в сказочном раю чужой планеты, после смерти все равно притянешься в свою систему миров. А в новой жизни будешь вынуждена заново проходить те же задания преображения плотной материи, наверняка в менее подходящих условиях, чем нынешние.

Не словами, но огнем передавала Веона свою мысль. Вихри синего пламени, вырываясь из сердца, попадали по назначению – в сердце девушки. Будет ли достаточной их сила, чтобы разорвать узы, приковывающие ее к Туле?

Противник Веоны ничуть не сомневался в том, что этого не случится, ведь человек обычно становится рабом своих привязанностей. С улыбкой следил он за диалогом женских сердец. Она не сходила с его лица еще некоторое время после того, как его подопечная внезапно исчезла. Разве мог он предположить, что в дело вмешается третья сила? Разве мог он предвидеть, что неожиданное появление могущественного тулянина, свяжет его мысль, и он будет стоять, беспомощно наблюдая, как упорная спасательница одного за другим отправляет его друзей на родную планету? И уж, наверное, боль его была бы несравнимо меньшей, если бы он видел, что они покидают Тулу не по своей воле.

Доказательством того, что Веона и ее высокий покровитель строго соблюдают право на свободу воли, служил отказ возвращаться некоторых наиболее влюбленных в свое творчество личностей. Заявил, что останется среди своих звезд горделивый создатель малого космоса, остался и увлеченный художник, который вместо кисти пользовался мыслью и при помощи дружественно настроенных элементалов создавал в пространстве «живые картины», не смогла убедить Веона и увлеченного дирижера, который не желал никого и ничего слушать, кроме музыки, которую, благодаря значительному утончению слуха, мог слышать лишь он сам...

Тулянин исчез так же внезапно, как и появился – для Веоны это послужило сигналом: больше никого искать не придется. Но как же быть с пропавшим туристом? Как на исходе сил снова войти в пространство высокого напряжения и решиться на новый поиск?

Внезапно до ее слуха донеслись далекие зовы Земли:

- Веона, родная, ответь!

Голос любимого, в котором звенела едва сдерживаемая тревога, зажег в сердце Веоны радость:

– Дорогой, я в порядке!

– Домой, домой, родная! Твое время истекает!

– Но я не нашла того, кого должна была...

– Это ничего... за ним уже послали. Готовы вылететь и за тобой...

– Не нужно, дорогой, я уже возвращаюсь...

Трудно сдержать сердце, когда оно рвется в полет. И трудно оставить побежденного без помощи. Вот он стоит с потухшим взглядом на обломках своего мира, и в глазах его читается бесконечное страдание.

– Летишь ли? – спрашивает Веона.

– Лечу ли я? – эхом отзывается он.

Какой опустошенной после потери любимых станет его жизнь на Туле... Сможет ли он, разыскав их на Земле, снова быть счастлив?

Тени удручения, то и дело набегающие на его лицо может разогнать толика света, посланная Веоной. Делясь последним, она все еще надеется вернуть страдальца в его законную цепь жизней.

– Лети... я за тобой... – наконец решается он.

Земля принимает Веону радушно. Тотчас же находятся доноры, готовые восполнить ее исчерпанные силы. Ее хвалят и превозносят, как человека, совершившего подвиг, но она не понимает почему.

– Да пойми же, – убеждают ее, – ты подняла на ноги семнадцать человек, их тела пролежали в хранилище многие годы. Один пробыл там почти двадцать лет, его тело уже собирались анулировать, оно почти утратило жизнеспособность...

Новость болью отзывается в сердце Веоны. Неужели того, кто пережил больше всех, она вернула на Землю умирать?

Не дожидаясь окончания необходимых процедур, Веона торопится покинуть зону послеполетной реабилитации. В центр восстановления ее пропускают очень неохотно – больные уже готовятся ко сну. В некоторых палатах уже темно. Нет света и в той, куда торопится попасть Веона.

– Зачем ты пришла? – на пороге останавливает ее голос.

Он исходит откуда-то из центра комнаты, со стороны ложа, на котором покоится недвижное тело.

– Пришла тебе помочь, – в голосе Веоны звучит глубокая озабоченность. – Я не могу выразить вполне, как мне жаль, что пришлось нарушить твою жизнь...

– ... прервать мою жизнь...

– ... но я готова сделать все возможное, чтобы...

– ... чтобы сделать мою ануляцию торжественной...

Он не видит, что добился своего: глаза Веоны наполняются слезами, однако чует решительность, с которой она подходит к нему и берет его за руку. Из последних сил он пытается сопротивляться, тогда Веона, переносит руку на его плечо: огонь дружеской поддержки течет с кончиков ее пальцев прямо в сердце.

– Везде – на работе или вне ее, спасатель выполняет функцию спасения... – все еще не доверяя искренности Веоны, цитирует бывший спасатель устав.

– Я, действительно, хочу, чтобы ты снова полюбил жизнь, и сделаю для этого все, что в моих силах.

– Что ж... раз так... – голос лежащего слегка дрожит, – тогда стань моим донором...

– Да, конечно! – загорается Веона.

– Дослушай... – бесконечная усталость не позволяет ему говорить быстро. – Я пробыл на Туле много лет... говорят двадцать... за это время мои центры худо-бедно приспособились к ее повышенным вибрациям... Здесь, на Земле, я, как цветок, без полива... Конечно, меня подключили к аппарату...

– ... но живое тепло живительнее... – Веона торопится взять его за руки, пока он не передумал.

Трудный в условиях Земли ток идет из ее сердца и, проницая тело больного, заставляет его содрогаться от вибраций. Не от себя, но от имени Учителя лечит Веона, – без объединения сознаний ей не передать нужных энергий. Обращаясь к Нему за поддержкой, во внутреннем взоре она видит Его сейчас не в знакомом до мельчайших деталей облике, но в образе... тулянина. Сердце Веоны ликует: завтра, завтра она поделится с Учителем своей догадкой... Впрочем, Веона уже знает, что ответит Учитель:

– Спроси у своего сердца...

И, может быть, добавит:

– Наши сердца неразделимы: где твое – там и Мое.