ОСТРОВ БЕЛЫХ ЛОТОСОВ

Литературно-музыкальная композиция по средневековой
классической поэзии Китая, Вьетнама и Японии

1 ведущий: Дорогие друзья!

Начинаем выступление детского творческого объединения «ЦВЕТЫ КУЛЬТУРЫ». Сегодня мы собрались вместе в вами, чтобы приобщиться к источнику культуры, к тому роднику, который питал и будет питать все поколения людей от мала до велика.

Через музыку и слово, через то прекрасное и возвышенное, что так благотворно воздействует на умы и души и детей, и взрослых – и молодых, и людей зрелого возраста, которые по сути своей – те же дети.

2 ведущий: Тайна красоты волнует человечество века. В истории о красоте было высказано множество суждений. Красота покоряет все сердца, она действует облагораживающим, возвышающим и умиротворяющим образом на все живущее. Красота вызывает в человеке высокие эмоции и светлые порывы.

1 ведущий: Хотя бы на самый короткий миг, но душа стремится ввысь - к лучшему, к прекрасному. Наблюдая в жизни то, что мы называем прекрасным – будь то явление природы или творение человеческого гения – мы всегда, везде и во всем, в каждом истинном явлении красоты видим гармонию.

2 ведущий: Нашу сегодняшнюю программу мы назвали «Остров Белых Лотосов».

Перед началом нашей программы хотелось бы сказать хотя бы немного о необычном для нас мировосприятии китайских поэтов.

То, что мы называем «пейзажной лирикой», в старом Китае было известно как «поэзия гор и вод» или «поэзия садов и полей». Поэзия всегда должна звучать как голос сердца; китаец просто не мог себе представить отстраненное поэтическое повествование, свое вдохновение он черпал извне, из сокровенных бездн мироздания, куда были открыты врата его духа.

Очищается дух, просветляется зрение – и вот уже найдены единственно точные слова, выражающие не личное, не сиюминутное, но нечто вечное, одинаково значимое для всех. Единение с природой для китайских поэтов всегда было импульсом, который приоткрывал врата сердца.

Возникая из небытия, строки стихов ложатся на бумагу таинственным узором вэнь – это слово может обозначать и литературное произведение, и культурное начало в человеке, и Узор Мировой, создаваемый работой Дао в россыпи созвездий, в причудливом чередовании гор и вод. Творение высокого духа и изящного слога как бы сродни Мировому Узору, ибо у них один источник.

Поднимаясь в горы, поэт поднимался над миром, над мирской суетой, он не чувствовал себя отдаленным от окружающего мира, - и облака, и горы, и он сам виделись ему капельками вечно волнующегося, изменчивого океана бытия. Поэтический восторг от увиденного мог излиться в стихе и мог выплеснуться на тот же свиток белого шелка в виде картины. Кисть, тушь и шелк служили и поэту, и живописцу, да и сам иероглиф зачастую все еще оставался пиктограммой – картинкой – символом. Достаточно вспомнить, что картины писали китайские поэты Ван Вэй, Ду Фу, Су Ши, Вананьши, Ли Цинчжао. «В его стихах – картины, в его живописи – поэзия». Это высказывание поэта Су Ши о своем предшественнике Ван Вэе вошло во все хрестоматии.

Думы о бренности всего земного будили в китайском поэте стремление отрешиться от мирской суеты, приобщиться к вечному, особенно, если он исповедовал учение Будды, и опять-таки уйти в горы, к чистой воде, где он сам обретает чистоту, покой, избавление от страстей. Образ отшельника, оставшегося «один на один» с Мирозданием, читатель не раз встретит в строках пейзажных стихов. Многие из старых поэтов посвящали себя отшельничеству и поискам истины. Ветер в старом Китае представлялся проявлением глубинных сил Космоса, в котором материальное и духовное переплеталось исконно и нерасторжимо. Ветер вторгался в человека и через него, как всплеск океана светлой духовности, ложился тушью на свиток - живописный или литературный – все равно.

Чтец: Согласно древнему китайскому памятнику – «И Цзин» («Книга перемен»), - существуют три космические силы – Небо, Человек и Земля.

Чтобы не нарушать мировой гармонии, человек должен следовать Единому пути, а значит, соответствовать постоянно меняющейся ситуации – времени, месту, окружающему миру. Древние мудрецы говорили, что человек, совмещающий в себе дао (сущность мирового процесса) и дэ (проявление этого процесса на Земле), может трансформироваться в божество, находящееся в абсолютной гармонии с космосом.

Чтец: Это – колокола. Родина колоколов – Азия. Для древних колокол был гласом божества. Китайские колокола, изготовленные из полых трубок или цилиндров, получили название «музыка ветра». При малейшем движении воздуха они издают мелодичный звон. Эти подвески используются для активизации энергии ци, очищения пространства, причем срабатывает не только звон, но и присутствие колокола. Ци – универсальная жизненная сила, которая присутствует во всем живом. Она постоянно появляется и рассеивается, и возникает всегда, когда создается нечто совершенное.

Чтец: Это сосна. Образы сосны и кипариса постоянно встречаются в китайской поэзии, символизируя духовную стойкость, неизменность устремлений, жизненную силу и долголетие.

Чтец: Это – цветы сливы мэй (мэйхоа) – белые, красные или розовые цветы с пятью лепестками. Они постоянно присутствуют в китайской поэзии, являясь символом весны, молодости и красоты.

Чтец: Луна была в Китае источником постоянного поэтического вдохновения. У людей возвышенного склада было принято в одиночку или вместе с друзьями гулять тихой ночью, любуясь при этом ясной луной и озаренным ею пейзажем.

Облачная река – одно из названий Млечного Пути. Поэт плывет по реальной реке, но упоминание Облачной реки переводит все в иной план – стираются зримые грани земли и неба, и поэт держит путь уже как бы к небесному своду.

Чтец: Более всего японские поэты любуются красотой последних цветов осени – хризантем. Впервые эти цветы появились в садах Китая много столетий назад. Первое письменное упоминание о них встречается в произведении Конфуция «Весна и осень», созданном около двух с половиной тысяч лет назад.

Второй родиной хризантем стала Япония, куда они попали в четвёртом веке. Здесь им дали название «кику», что означает «солнце». С давних пор ежегодно в октябре проводится любимый всеми японцами «Праздник хризантем».

Чтец: Этот цветок стал символом Японии. Он изображён на гербе страны, на монетах и ордене Хризантемы – высшей награде Японии. Нигде в мире нет такого внимательного, даже почтительного отношения к цветку, как в Японии.

В старинном трактате «Слово о живописи из сада с горчичное зерно» написано, что «хризантемы подобны одиноким вершинам с их чувством собственного достоинства и покоем, они словно благородные люди с их чувством долга. Такие растения уникальны – они воплощают сущность осени».

Чтец: Хризантемы – частый мотив и в японской поэзии, и в икебане.

      (Незаметно на сцену выходит Девочка с цветами, садится на скамейку, перебирает цветы, составляет букет.)

Девочка: Извините, что я вмешиваюсь в ваш разговор. Вам нравится мой букет? Это – икебана. Слово «икебана» переводится чаще всего, как «вторая жизнь», «второе рождение». Как и всякое искусство, икебана имеет свои законы. Каждая композиция – это символ живой природы, внесённой в дом. Не случайно любой букет должен состоять из растений разной высоты: высокие – это небо, средние – человек, низкие – земля. Для японцев икебана – это не просто искусство составления букета, а часть духовной жизни народа, как бы модель мира. Искусство икебаны помогает человеку даже в бедности чувствовать себя духовно богатым.

      (Девочка ставит на стол букет и уходит)

Чтец: Я хочу познакомить вас поэтическими формами японской и китайской классической поэзии – «танка» и «хокку».

«Танка» буквально – «короткая песня». Танка состоит из пяти стихов. В первом и третьем – пять слогов, в каждом из остальных по семи.

Стихотворная форма «хокку», или «хайку» - это миниатюрное нерифмованное трёхстишие. Хокку учит искать потаённую красоту в простом, незаметном, повседневном.

Чтец: Выбранная японцами стихотворная форма с наибольшей выразительностью характеризует их тягу к малому.

Это и складной веер, и лёгкий дом, лишённый какого бы то ни было внутреннего убранства.

Это и монохромная живопись, для создания которой требуются лишь белая бумага, кисть и чёрная тушь, тоже говорит о любви японцев к лаконизму.

      (Развернуть белую картину с вазой)

На этой картине вы видите вазу, в которой находится роза. В этих символах заключено пожелание, чтобы в течение года, в течение четырёх сезонов, месяц за месяцем, был мир и покой.

Чтец: Среди символов вы видите статуэтку Будды.

Возникший в Индии в шестом-пятом веках до нашей эры, буддизм волной распространился по Азии, а два с половиной века назад дошел и до России.

      (Показать священные символы буддизма)

Чтец: Сейчас вашему вниманию будут представлены некоторые стихотворения средневековых китайских, вьетнамских и японских поэтов: Мэн Хаожань, Ван Вэй, Ли Цинчжао, Су Ши, Се Вань, Гу Кайчжи, Ли Бо Я.

Но прежде чем вы их услышите хочу пояснить некоторые слова, которые в них прозвучат.

Ступа – это буддийское мемориальное сооружение, хранилище реликвий – священных предметов.

Лхаса – это столица старого Тибета, находится на высоте 3500 метров над уровнем моря. Название «Лхаса» переводится с тибетского, как «Земля богов». Это город монастырей, храмов и паломников.

1. Меня весной не утро пробудило:
Я отовсюду слышу крики птиц.
Ночь напролет шумели дождь и ветер.
Цветов опавших сколько – посмотри.

2. Крик залетного гуся слышу,
Вижу яшмовой тучи следы.
Снова снег осыпает крыши,
Из курильницы тянется дым.
Птица-феникс – заколка резная,
И на ней – отраженье свечи.
Отчего – я сама не знаю –
Радость в сердце мое стучит.
Где-то звуки рожка на рассвете
Ускоряют утра приход.
Ковш с Тельцом в поднебесье встретить
На востоке заря встает.

3. У соседей восточных в саду
Много белых растет тополей.
Ночью дождь начался – при дожде
Шум листвы все сильней и сильней.
Мне не спится, сижу у окна,
И совсем бы я был одинок,
Если б стайки ночных мотыльков
Не летели на мой огонек…

4. Сияние луны и плеск ручья
Ночной порой беседку наполняют.
Я вглядываюсь в этот ровный свет
И вслушиваюсь в звук воды немолчный.
Единым двум началам внемлю я,
Для глаза ясным
И для слуха – чистым.

5. Путник, в лодке плывущий,
Направляется далеко.
Вот приблизился вечер,
Затянули песню гребцы…
Я, смеясь, обнимаю
В водах Чистой Реки луну:
Мне сиянием чистым
Любоваться не надоест!

6. Плывут облака
Отдыхать после знойного дня,
Стремительных птиц
Улетела последняя стая.
Гляжу я на горы,
И горы глядят на меня,
И долго глядим мы,
Друг другу не надоедая.

7. Мечты меня уносят далеко.
Теперь весна на юге,
Дни цветенья.
И лодок живописный хоровод
Под музыку скользит по глади вод.

8. За сизой дымкою вдали
Горит закат,
Гляжу на горные хребты,
На водопад.
Летит он с облачных высот
Сквозь горный лес –
И кажется –
То Млечный Путь
Упал с небес.

9. У самой моей постели
Легла от луны дорожка.
А, может быть, это иней?
Я сам хорошо не знаю.
Я голову поднимаю –
Гляжу на луну в окошко,
Я голову опускаю –
И родину вспоминаю.

10. В струящейся воде –
Осенняя луна.
На южном озере
Покой и тишина.
И лотос хочет мне сказать
О чем-то грустном,
Чтоб грустью и моя
Душа была полна.

11. По нежным листьям лотоса весь день
Бил и хлестал тяжелый дождь осенний.
Но ни единого следа нигде
На чистой их поверхности не видно…
Останься незапятнанной и ты,
Душа моя, как этот лист широкий!

12. В голубизне растворилось
Облако на закате.
Сковано все прохладой,
Всюду прозрачность такая!
По небу скользит неслышно
Круглый сосуд из яшмы,
Перемещаясь к востоку,
Млечный Путь рассекая.

13. Вея-дыша весной,
Ветер подул восточный,
Луна скользит по окошку,
В воздухе – аромат.
Смотрю, как в саду бегонии
Заснули глубокой ночью.
Фонарь зажег и любуюсь:
Как ярок у них наряд.

14. Вздымается волна из белых облаков,
Как в дальнем море, средь небесной вышины,
И вижу я: скрывается, плывя,
В лесу полночных звезд ладья луны.

15. Дождь кончился, и в дымке голубой
Открылось небо дивной чистоты.
Восточный ветер обнялся с весной
И раскрывает юные цветы.
Но опадут цветы – уйдет весна.
И человек начет вздыхать опять.
Хотел бы я все испытать сполна
И философский камень отыскать.

16. Слабый луч. Ветерок несмелый
То вступает весна на порог.
Я весеннее платье надела,
На душе ни забот, ни тревог.
Я с постели только что встала,
Охватил меня холодок.

В волосах запутался алый
Мэйхоа опавший цветок.

17. Лодка легка –
Южный холм за спиной.
Северный холм впереди,
За гладью речной…
Вижу людей –
Стоят на том берегу –
Так далеко –
Лиц различить не могу.

18. Страннику путь за зеленой горой пролег.
Лодка его бирюзовой рекой плывет.
Ровен разлив – и два берега далеки.
Ветер прямой и на глади – парус один…
Солнце в морях на исходе ночи взошло.
В водах весна вдруг вторгается в старый год…
Письма родных где в дороге меня найдут?
Стаи гусей, возвращаясь, летят в Лоян.

19. Средь гор осенних – клен такой прекрасный,
Густа листва ветвей – дороги не найти!
Где ты блуждаешь там?
Ищу тебя напрасно;
Мне неизвестны горные пути…

20. Горы пустынны. Не видно души ни одной.
Лишь вдалеке голоса людские слышны.
Вечерний луч протянулся в сумрак лесной.
Зеленые мхи озарил, сверкнув с вышины.

21. Плыву, что ни день, по лотосы в утлом челне.
Остров велик, допоздна замедляю возврат.
Толкаясь шестом, не плещу, скользя по волне:
Боюсь увлажнить цветов червленый наряд.

22. На горной вершине в келье монаха
Одежды его висят.
А перед окошком в полном безлюдье
Летают птицы с озер.
Пока еще сумерки не сгустились,
Тропинкою вниз иду.
В пути я внимаю шороху сосен,
Любуюсь гор бирюзой.

23. В горах Востока не был я давно,
Там розовых цветов полным-полно.
Луна вдали плывет над облаками…
А в чье она опустится окно?

24. Утро в буддийском храме.
Молитвы речитатив.
Чувствами, не словами
Этот рожден мотив.
Сердце стремится к чуду,
Ввысь – от земных оков!
Внутренним взором Будда
Толщь пронзает веков.

25. Со ступы, с верхней террасы,
Видна панорама Пекина.
А где-то за далями – Лхаса.
Любовью к ней не остыну.
Стою на мосту у Ступы,
Гляжу на озерную гладь,
На каменные уступы –
В себе все хочу понять.
Парча растений озерных,
Пенье цикады осенней –
Здесь так душе просторно,
Столько в ней откровений.

26. Службы и не было будто.
Последний ушел монах.
Но пол перед статуей Будды
В осенних поздних цветах.
И благовоний повсюду
Курится дым.
Снова ладони
Смиренно соединим.

27. Храм на горе. К нему –
Ступеней длинных ряд.
Я высоту возьму
И буду рад стократ.
Иероглиф «Будда»
Повсюду – здесь и там,
Какое это чудо –
Буддийский горный храм.

Автор программы София Цветова









Agni-Yoga Top Sites Яндекс.Метрика