БОЛЬШОЙ КОНФЛИКТ. ОТВЕТ
(фрагменты книги)
Берт Хеллингер (1925-2019) – немецкий философ, психотерапевт и богослов. Известен благодаря терапевтическому методу, именуемому «семейные расстановки».
Пройдя дорогой войны, прослужив много лет священником-миссионером, Хеллингер стал психологом, сумев сделать серьезный выбор между служением идеалам и людям. Он остро чувствовал, что нацистский режим жертвовал человеческой жизнью ради идеалов и потому говорил: «...основным направлением, формировавшим мою работу, стала ориентация на людей».
В книге «Большой конфликт. Ответ» Берт Хеллингер представляет свое мировоззрение в целом и, в частности, уделяет особое внимание душевным механизмам, приводящим к большим конфликтам и войнам между народами и религиями.
Конфликты – это наши будни. Маленькие повседневные конфликты необходимы для расширения рамок и, в конечном итоге, для личностного роста. А еще есть большие конфликты, столкновения между народами и этническими группами. В них действует воля к уничтожению. В убийственной динамике подобных конфликтов виноваты, по мнению автора, идеологические убеждения и основанная на них чистая совесть обеих сторон.
БОЛЬШОЙ КОНФЛИКТ
Воля к уничтожению
Каждый большой конфликт хочет убрать и, в конечном итоге, уничтожить с дороги препятствие. Конфликт зиждется на воле к уничтожению. Какие силы или страхи ее питают? Прежде всего, стремление к выживанию. Когда наша жизнь в опасности, мы либо обращаемся в бегство, т.е. убегаем от уничтожения другим человеком, либо нападаем, т.е. сами пытаемся кого-то уничтожить или хотя бы прогнать. Задача воли к уничтожению – расчистить путь от кого-либо или чего-либо.
Притом, как правило, недостаточно просто убить человека – важно завладеть им и его имуществом. И все это в целях выживания. Казалось бы, мы боимся каннибализма, но только на первый взгляд. И сегодня найдется немало ситуаций, когда люди выживают за счет других. Нередко завладеть уничтоженным необходимо для выживания. Отчасти мы питаемся тем, что природа нам дарит сама, например, плодами растений, но чтобы овладеть животным, приходится его сначала убить.
Означает ли это, что конфликты – прежде всего смертоносные – бесчеловечны? Если мы в безвыходной ситуации, они неизбежны. Поскольку конфликты, с одной стороны, служат выживанию, а с другой, подвергают жизнь других опасности, люди испокон веков пытаются находить мирное решение конфликтов, например, с помощью договоров, четких границ, объединения в небольшие группы с общим вожаком и законами. Правовая структура удерживает смертоносные конфликты в рамках, прежде всего, за счет монополии на насилие вожака – последняя сдерживает силовое решение между отдельными личностями или группами.
Правовой порядок определяет рамки индивидуальной воли к уничтожению и защищает индивида и группы от насилия. А если рамки стираются, скажем, в ходе войны, или порядок рушится, например, в революцию, стихийная воля к уничтожению высвобождается с ужасными последствиями.
Перенос воли к уничтожению
В группах, в которых правовой порядок защищает индивида от воли к уничтожению других членов, иногда происходит перенос воли к уничтожению на другой уровень. Например, в сферу политики или в научные и идеологические дискуссии. Заметить волю к уничтожению можно по потере конструктивности диалога. Вместо того, чтобы вместе заниматься поиском наилучшего решения, рассмотрением и проверкой фактов, люди порочат представителей другой партии, нередко пуская в ход клевету. Агрессия, которая в таких ситуациях высвобождается, ненамного отличается от физической воли к уничтожению, ее цель – на эмоциональном уровне и намеренно – уничтожить другого человека, по меньшей мере, морально, сделав его врагом группы, со всеми вытекающими последствиями.
Может ли индивид себя защитить? Нет. Он втянут в конфликт без собственного вмешательства. Однако существует опасность, что в нем в ответ на агрессию проснется подобная воля к уничтожению, с которой не так просто справиться.
Справедливость
Столкновения подпитываются не только за счет воли к уничтожению, но и за счет общей потребности всех людей в балансе между давать и брать и между выгодой и потерей. Нам это знакомо как потребность в справедливости. Мы успокаиваемся, когда баланс восстановлен. Поэтому справедливость для нас – высшее благо.
Но всегда ли? Или только в конкретном контексте, когда речь идет о хорошем балансе? Ведь если речь заходит о возмещении потери или ущерба, потребность в справедливости имеет совсем другие последствия. Приведу пример. Если другой человек нам что-то причинил, мы жаждем мести. Значит, в целях восстановления равновесия и мы хотим ему причинить зло. С одной стороны, из чувства справедливости, с другой, побуждаемые волей к уничтожению. Мы хотим предотвратить, чтобы другой человек снова причинил нам боль или нанес ущерб. Поэтому в делах мести мы заходим дальше, чем того требует потребность в восстановлении баланса и в справедливости, и причиняем обидчику больше боли и ущерба, чем он нам. Теперь и он жаждет справедливости и мести, и так конфликт будет длиться бесконечно. Справедливость в таком случае становится поводом для мести. Воля к уничтожению действует во имя справедливости.
Совесть
Есть кое-что еще, что разжигает конфликт. Хоть мы и называем это «чистой совестью», оно причиняет немало зла. Как и справедливость, чистую совесть нередко впрягают в повозку воли к уничтожению. Если кто-то считает себя лучше других, а значит и вправе поступать с ними по-своему, «с чистой совестью», он руководствуется своей совестью.
Действительно ли своей? На самом деле, совестью семьи и социальной группы, которые позволили ему выжить. Совестью группы, которая смогла выжить в конфликте с другими группами благодаря воле к уничтожению. Поскольку в представлении многих людей совесть – это нечто святое, войны с инакомыслящими и даже их уничтожение считаются священными. Отсюда пошли «священные войны» – на поле боя и в рамках одной группы, когда инакомыслящий и по-другому поступающий человек воспринимается как угроза для сплоченности группы. Как и на войне, цель – чистая совесть – здесь оправдывает средства. Поэтому призывы к совестливости и справедливости обидчиков бесполезны и не найдут отголоска. Нет, они не стали вдруг злыми – просто в них проснулась совесть, и они верят, что сражаются за правое дело.
И наоборот, если считаешь правильным взывать к совести других, руководствуешься другой совестью – своей чистой совестью – и рискуешь под влиянием чистой совести пустить в ход те же средства, что и обидчик. Поэтому на уровне справедливости и чистой совести бесполезно искать решения для больших конфликтов.
Угроза нового
Все, что расшатывает достигнутое, воспринимается совестью как угроза – как совестью отдельного индивида, так и коллективной совестью, если их вообще следует различать. В конечном итоге каждая совесть – это совесть социальной группы. Новое угрожает целостности и выживанию группы в ее настоящей форме. Стоит только допустить новое, и группа распадется, или ей придется перестроиться на новый лад.
Поэтому многие политические идеологии со временем потерпели крах – они не смогли выдержать испытание действительностью, как например, идеология коммунизма, правда, только после того, как много говоривших о его иллюзорности людей были устранены или умерли от голода, разразившегося вследствие этой идеологии. Только после того, как группы с новыми взглядами достаточно окрепнут, чтобы защищать своих членов от воли к уничтожению старыми группами, их сторонники могут не опасаться за свои жизни.
Но разве люди, публично распинавшие и сжигавшие на кострах еретиков, были злыми? Они боролись за выживание своей группы и за собственное выживание. Их воля к уничтожению служила целям выживания, они следовали своей чистой совести.
Отторжение и перенос
Если отвергнуть человека под влиянием совести – неважно по какой причине – придется под давлением другой душевной инстанции все же найти в душе место отвергнутому. Это проявляется следующим образом: если не признаешь в другом человеке, скажем, агрессию, неожиданно обнаруживаешь ее в себе. Только теперь изменился объект агрессии, и она направлена уже не на самого насильника, а на других людей, которые ассоциируются с насильником, хотя возможно, между ними нет связи. Поэтому человек не понимает, что дело здесь в переносе, притом что импульс тот же.
Но загадочным образом в целях восстановления равновесия невидимая внутренняя инстанция толкает чистую совесть в ею же вырытую яму. В данном контексте существует еще один перенос. То, что мы в себе лично не принимаем и отрицаем, становится для нас объектом борьбы в другом человеке, как описано у Фрейда в рассуждениях о проекциях.
Другой перенос имеет место, когда дети в поведении воплощают отвергнутое одним из родителей. Пример тому – многие правые радикалы. Нередко их радикализм выражает уважение отвергнутому и презираемому матерью отцу. Другой пример – это те, кто борются с правыми радикалами. Они ведут борьбу с такой же ожесточенностью и теми же средствами. Но совесть и у тех, и у других чиста.
Поле
Причинно-следственные связи легче понять, если воспользоваться образом поля. Рупперт Шелдрейк говорит о духовном поле или о коллективном разуме, по-английски extended mind. Из его наблюдений следует, что между живыми существами имеется особенная коммуникация, которую можно понять, только допустив существование духовного поля, внутри которого они находятся и передвигаются. Как иначе объяснить факт того, что зверь находит растение, необходимое для избавления от телесного симптома, или что собака знает, когда хозяин возвращается домой. Некоторые феномены, происходящие в семейных расстановках, также можно объяснить, только допустив существование общего поля. Например, расставленные в пространстве по отношению друг к другу заместители определенных членов семьи неожиданным образом испытывают чувства людей, которых они замещают, хотя они ничего раньше о них не знали.
В этом поле все пребывает в резонансе. Никого и ничего нельзя исключить из поля. В нем также присутствуют и продолжают жить мертвые и прошлое. Поэтому всякая попытка кого-либо исключить, от кого-либо избавиться обречена на неуспех. И наоборот, исключенное, обесчещенное, вымаранное становится весомым благодаря попыткам избавиться от него. Чем больше стараешься избавиться от него, тем больше его сила. В поле будут царить беспокойство и беспорядок, пока не признается вытесненное и пока оно не займет причитающееся ему в поле место.
Поле и совесть
Как работает совесть можно понять, взглянув на нее через призму духовных полей. Разумеется, мы передвигаемся сразу в нескольких полях, значит в разных полях у нас разные совести. По реакциям совести можно сказать, как данное поле работает, кто в нем находится, или кого или что оно исключает или вытесняет.
Под влиянием чистой совести происходит поляризация поля. Значит только часть поля или, если говорить о человеческих отношениях, только часть людей, принадлежащих к полю, имеет право на данную принадлежность. На языке совести те, кто имеют право на принадлежность к данному полю, называются хорошими. Хорошие в категориях совести – это те, кто не принимает и исключает других. Но отвергнутое и вытесненное невозможно исключить из поля – наоборот, оно приобретает особую значимость и все больше беспокоит так называемых хороших людей. Это проявляется в постоянной борьбе против мнимого зла в их душах и в их окружении. Борьба с тенью света изнуряет их, наконец силы иссякают, и они уступают злу в себе или погрязают в нем. Но без трепета, с чувством поражения и нечистой совестью.
Итак, что же такое большой конфликт? Это конфликт между чистой и нечистой совестью. Из-за совести возникают самые непримиримые конфликты между социальными группами и в собственной душе.
Безумие
Под влиянием чистой совести и неудержимого стремления принадлежать к системе возникает динамика со слепым рвением. С одной стороны, эта динамика вызывает в человеке возвышенные чувства, чувство невинности, чистой совести и сопричастности, а с другой – направляет слепой гнев против других. Она вызывает готовность умереть, усиленную волей к уничтожению, и не признает других за людей. Их анонимно приносят в жертву ради воодушевления, словно отдают на смерть прожорливому идолу. Отсюда черпает силы большой и в то же время бессмысленный конфликт.
Конечно, существуют разные степени безумия, но динамика сохраняется. В ней собственное я растворяется в коллективе в общем-то анонимной группы, которая благодаря чистой совести возносится над другими. Одновременно это воодушевляющая динамика. В этом воодушевлении восприятие притупляется или совсем пропадает, принимая черты безумия.
Тот, кто выходит из толпы воодушевленных, чтобы прийти в себя, уже не годится для большого конфликта. Его уже так просто не соблазнить. И тут возникает опасность, что воодушевленные обратятся против него, словно он их предал, и он может пасть жертвой конфликта. Почему? Потому что у него больше нет пресловутой чистой совести, как у других.
Резюме
Большие конфликты возникают в душах под воздействием чистой совести. Нередко в жертву такому конфликту приносится как собственная жизнь, так и жизни других людей. Таким образом, большие конфликты воспринимаются в душе как нечто священное, даже божественное, раз ради него с готовностью жертвуешь самым главным и единственным, что у тебя есть. Но жертвуешь только к своему богу. Поэтому большие конфликты ведутся во имя этого бога. Он затевает конфликт и вознаграждает за него. Как? Прежде всего, в посмертии. Жизнь все новых жертв – его пища – возвышает его над группой и гарантирует его власть. Есть ли выход из такой ситуации? Я попробую найти его в следующей главе.
БОЛЬШОЕ ПЕРЕМИРИЕ
Любовь
Помимо конфликтов, возникающих по большей части из-за чистой совести и воли к выживанию, между людьми существует взаимное притяжение, стремление соединиться и любопытство, желание познакомиться поближе. Динамика берет начало в любви между мужчиной и женщиной из разных семей. Новая пара сближает семьи, из них составляется клан, в границах которого царит мир.
Обмен
Другой способ для различных семей и кланов сблизиться и избавиться от страха друг перед другом – это обмен между давать и брать. Он выгоден обеим сторонам и крепко связывает их. Иногда со временем стороны объединяют силы перед лицом угрозы со стороны других групп и умножают таким образом свои шансы на выживание.
Если в конфликте требуются союзники, они объединяются перед лицом общей опасности. Так они укрепляют обмен и все больше сплачиваются. Таким образом, внешняя угроза и общий враг служат миру между сторонами.
Совесть
Одновременно в такой группе возникает общая совесть, и под ее влиянием члены группы отграничиваются от других групп. Совесть заставляет их считать себя лучше других и умалять достоинство других. Все, что служит благу группы и является необходимым условием для принадлежности к ней, совесть вознаграждает чувством «я хороший» или «я лучше других». Вообще все усилия, направленные на защиту границ группы от ее не-членов, приветствуются и поощряются совестью, даже агрессивные чувства, толкающие на конфликт и борьбу с другими людьми. Внутренний мир и обеспечивающая безопасность чистая совесть являются необходимым и достаточным условием для успешного преодоления внешнего конфликта.
Бессилие
Когда водворяется мир между находящимися в конфликте группами? Как правило, когда силы обеих сторон иссякают – разумеется, если они равные противники и осознают, что дальнейшее ведение конфликта принесет только новые потери. Тогда они заключают мир. Они устанавливают новые границы, со временем снова принимаются за обмен между давать и брать и, быть может, даже объединятся и составят общее целое.
Триумф
А что, если одна группа побеждает и порабощает другую, или даже пытается ее уничтожить? Победившая группа теряет после победы сплоченность. А проигравшая группа после поражения снова оправляется. С триумфом начинается упадок и разложение группы победителей.
Инсайт
...Со стороны кажется, что войны, мира и их поочередной смены не избежать как судьбы. Так и есть – пока глубинные причинно-следственные связи между войной и миром не осознаются душой, их суть нельзя постичь.
Постижение состоит в том, что каждый большой конфликт в итоге терпит фиаско. Почему он обречен на провал? Потому что он отрицает очевидное, и потому что он переносит вовне то, что возможно разрешить только в собственной душе. Я не имею в виду, что все конфликты можно решить в душе и обойтись вообще без конфликтов. Конфликты необходимы для роста личности и для развития группы. Но постигнув суть конфликтов, их можно решать иначе – осмотрительнее, учитывая различные потребности и рамки, установленные для нахождения общих решений. Ведь, в конце концов, решение каждого конфликта состоит в уступке.
Внутренний покой
Индивид постоянно пребывает в конфликте между разными чувствами, потребностями и инстинктами. Они не все одинаково важны, но им удается пробиться, достичь своей цели, только уступая друг другу и договариваясь друг с другом. Тогда они выгадывают что-то, и в то же время им приходится от чего-то в общем целом отказаться. Если они находятся в равновесии, нам хорошо и спокойно. Но пока они ведут борьбу между собой и их границы и возможности еще не определились, мы нервничаем, нам плохо, а подчас чувствуем себя больными и вымотанными.
Возникает вопрос: идет ли речь о внутреннем конфликте или о перенесенном вовнутрь внешнем конфликте? Речь идет о перенесенном вовне внутреннем конфликте. Чтобы лучше понять взаимодействие между внутри и вовне, обратимся еще раз к духовным полям. Необходимое условие для мира в духовном поле требует признания принадлежности всех его членов в равной степени. Это возможно только если так называемые хорошие признали зло и опасные стороны своей совести. Только тогда им удастся выйти за рамки чистой совести, пусть даже с чувством вины или нечистой совестью. Только тогда они смогут дать отвергнутому равноправное место в данном поле.
Восприятие
В рамках поля восприятие его членов ограничено. В нем повторяются различные паттерны, в том числе паттерны человеческого поведения. Прежде всего потому, что отвергнутые сами отвергают тех, кто их отверг, и тоже с чистой совестью; и конфликт между ними не что иное, как конфликт двух чистых совестей. Обе ограничены в восприятии, и обе в безумстве полагают, что могут, в конце концов, победить и устранить противника. Поэтому колесо конфликта вертится таким образом, что попеременно бывшие хорошие становятся плохими, а бывшие плохие становятся хорошими.
Рупперт Шелдрейк в результате наблюдений пришел к выводу, что поле может измениться только с появлением нового внешнего импульса. Этот импульс – нечто духовное, значит, он рождается из нового инсайта. Сначала поле противится постижению, пытается подавить его. Но стоит новой идее охватить достаточное количество членов поля, и оно как единое целое поколеблется. И откроется навстречу новым постижениям, оставит изжившее себя в прошлом и начнет действовать по-новому.
Таким новым постижением могло бы стать, например, открытие, что большие конфликты коренятся в чистой совести и черпают из нее агрессивную энергию. Другое открытие – техника движения души – произошло в дальнейшей разработке семейных расстановкок. Выяснилось: если дать заместителям в расстановке достаточно времени и не мешать им сосредоточиться, вмешиваясь извне, внезапно их охватывает движение, идущее всегда в одном направлении. Оно снова объединяет разделенное, но уже на более высоком уровне. Так движения души выводят нас на путь познания, а в конце пути большие конфликты теряют притягательность и смысл. Ведь эти движения выводят нас за пределы чистой совести, а значит за пределы собственной группы. Разделенное снова объединяется в общее целое, обогащающее и развивающее обе стороны.
Другая совесть
На уровне движений души работает другая совесть. Как и совесть, которую мы ощущаем как чувство вины или невинности, совесть более высокого порядка, выводящую нас за рамки собственной группы, мы также воспринимаем на эмоциональном уровне. Последняя устанавливает баланс с общим целым и на более высоком уровне объединяет разделенное. Но это происходит, только если мы вышли за пределы старой совести и уже прошли часть пути. Новая совесть проявляется в спокойствии или беспокойстве, в сосредоточенной невозмутимости или в чувстве бесцельности, загнанности и беспомощности, как быть дальше. А кроме того, стоит потерять концентрацию, и снова окажешься на орбите чистой или нечистой совести. Ведь гармония означает, что ты со многим и, в конечном итоге, со всем находишься в согласии и не являешься ничьим врагом. На орбите же чистой совести, напротив, пребываешь в единении с одной стороной и в конфликте с другой, вплоть до воли к уничтожению.
Перейти к другой совести означает оставить образы врагов в прошлом. На этом уровне тоже бывают конфликты – они необходимы для роста и дальнейшего развития личности – но без образов врагов и без воли к уничтожению. А главное – без воодушевления и слепого усердия.
Но где начинается большое перемирие? Там, где кончается воля к уничтожению, как бы ее ни оправдывали, и там, где индивид признает, что нет ни хороших, ни плохих людей. У всех свои хитросплетения судеб, все несвободны, не больше и не меньше нас. В этом смысле мы все равны.
Если увидеть и признать, что все мы невольники нашей совести, станет возможным обходиться друг с другом без чувства превосходства. Уважая и не нарушая указанные нам рамки, можно выйти за границы своей прежней чистой совести и обрести общее целое. Тут и начинается большое перемирие.
Другая любовь
Миру расчищает путь любовь, любовь, выводящая нас за рамки совести. Об этом пути говорил Иисус: «Будьте милосердны, как отец мой небесный. Он повелевает солнцу своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных». Любовь для всех как они есть – это другая большая любовь, по ту сторону добра и зла и по ту сторону больших конфликтов.
ПРИНЦИПЫ РАБОТЫ СОВЕСТИ
Чистая совесть – является двигательной силой почти во всех больших конфликтах.
Узы совести
В первую очередь совесть служит семейным узам. Поэтому наша совесть чиста, если мы ведем себя так, что можем рассчитывать на принадлежность к семейной системе. А нечистая совесть появляется, если мы ведем себя так, что приходится опасаться, не проиграли ли мы право на данную принадлежность. Совесть позволяет точно распознавать, что нужно делать, чтобы оставаться членом семьи, и каких поступков следует избегать, чтобы не потерять это право.
Это восприятие инстинктивно. Его можно сравнить с чувством равновесия. Когда мы теряем равновесие, нам становится так плохо, что мы сразу пытаемся что-то исправить, пока баланс не восстановится. Подобное происходит и с совестью. Как только мы чувствуем, что теряем связь с семьей, нас начинает мучить совесть. Угрызения совести настолько неприятны, что мы меняем поведение, чтобы снова принадлежать к семье.
Разные виды совести
Совесть работает на уровне инстинктов; об этом можно судить по тому, что у собаки тоже есть чистая или нечистая совесть. Но о собаке мы не говорим, что ее совесть – голос господа в ее душе, как это случается иногда с людьми. Что совесть не является голосом господа в нас, ясно, поскольку совесть в каждой семье своя. Каждый человек это сразу узнает, поженившись. Муж думает, что то, что в его семье считалось правильным, считается нормой во всем мире. И жена думает, что то, что в ее семье считалось правильным, считается нормой во всем мире. И они борются друг с другом с чистой совестью, пытаясь заставить партнера соблюдать правила своей семьи.
А что чувствует их ребенок? Если ребенок принимает сторону матери, его мучает совесть по отношению к отцу, а если он принимает сторону отца, его мучает совесть по отношению к матери. А в чем тогда заключается решение? И муж, и жена должны признать, что семья партнера тоже правильная и хорошая. Значит, им придется расширить рамки своей совести. Они должны признать, что правила в семье партнера тоже по-человечески правильны и хороши. Затем муж и жена, мучимые совестью, должны найти новый способ признать и объединить ценности и опыт обеих семей. То есть прогресс возможен только через переживание нечистой совести. Кто хочет сохранить невинность, так и останется ребенком. Взрослые бывают виноватыми, но они из-за этого не становятся плохими. Наоборот: провинившись, они становятся человечнее. Значит, душа становится больше и открывается для нового.
В рамках семьи с этим разобраться достаточно просто. Но как быть с различными религиями и культурами? Там действует тот же порядок: кто развивается, должен найти в своей душе место для другого региона, другого языка и другой культуры. Тогда он почувствует себя виноватым по отношению к своей группе. Поэтому примирение возможно только для мужественных людей, готовых испытывать угрызения совести по отношению к своей группе. Впечатляющий пример тому – визит египетского президента Садата в Израиль. Для своей собственной группы он был предателем, хоть и действовал во имя мира. Потому они его убили, притом с чистой совестью.
Чистая совесть опасна. Все великие преступления совершались с чистой совестью. Поэтому нам важно научиться перерастать собственную совесть. Большая любовь сильнее совести. А кто хранит невинность, так и останется в узких рамках.
Совесть и равновесие
Это всего лишь один из аспектов личной совести. Помимо функции семейных уз, у личной совести есть еще одна функция. Она отвечает за баланс между давать и брать. Если кто-то мне делает подарок, я радуюсь и в то же время испытываю укор совести, поскольку я чувствую себя в долгу перед ним. Поэтому я тоже подарю ему что-нибудь. И тогда я снова буду чувствовать себя невинным, т.е. я не буду чувствовать себя обязанным.
Если я люблю другого человека, я дам ему немного больше того, что он мне дал. И он останется в долгу передо мной. Но поскольку он меня тоже любит, он мне тоже вернет чуть больше, чем я ему дал. Тогда я снова оказываюсь в долгу перед ним и возвращаю ему полученное с избытком, поскольку я его люблю. Так под влиянием потребности в равновесии между любящими людьми развивается взаимообмен. В этом заключается хорошая функция личной совести; она в своем роде принуждает к балансу и приумножает хороший обмен.
Но то же самое происходит, если кто-то причиняет мне зло. Тогда я тоже хочу нанести ему вред, что вызвано потребностью в восстановлении баланса. А если я этого не сделаю, наши отношения окажутся в опасности – ведь он ждет моей мести. Если я отомщу в полной мере, он испытает чувство облегчения. Но многие возвращают обидчику зло не сполна, а немного больше. Если он им отомстил немного больше, они ему в свою очередь тоже причиняют немного больше зла – и так развивается между ними плохой обмен. В политике найдется множество примеров этому.
Как выйти из этого заколдованного круга? Мстить нужно обязательно, – если быть исключительно хорошим человеком, разрушишь отношения. Но мстить можно с любовью. Как мстить с любовью? Нужно причинить другому немного зла, так, чтобы ему было больно, но меньше, чем причинили тебе. И тогда можно снова начать обмениваться добром.
Коллективная совесть
Коллективная совесть нами не осознается. Ее законы проявляются в семейных расстановках. Коллективная совесть охватывает несколько личностей и управляет ими как группой. Но коллективная совесть охватывает только определенные типы людей. Я их сейчас перечислю.
В семье это дети, их родители и братья и сестры родителей, то есть дяди и тети; затем дедушки и бабушки, а иногда еще прадедушки и прабабушки. Это кровное родство. А еще есть люди, принадлежащие к семейной системе, но не родственники, все те, чья смерть или чье несчастье было на руку членам семьи. Например, вторая жена выгадала, оттого что первая жена умерла или ее бросил муж. Поэтому первая жена является частью системы, хотя ее дети не имеют с ней ничего общего. И еще кое-что важно, как выяснилось в последние годы. Если в системе есть убийца, его жертва тоже является частью его системы. А если в системе есть жертва убийства, его убийца тоже является частью системы.
Никого нельзя исключить из системы
Коллективная совесть следует основополагающему закону: ни одного члена системы нельзя исключить из нее; никого из них нельзя лишить права на принадлежность к данной системе. А если это все-таки произойдет, что тогда? Тогда позднее один из членов системы станет представителем исключенного человека. И исключенный человек станет судьбой для данного члена. Например, бывшая жена или бывший муж в последующем браке нередко представлены детьми. Часто ребенок ведет себя как соперник по отношению к отцу. Он воплощает в себе первого мужа матери, сам того не зная. А решение следующее: нужно признать первого мужа матери членом данной системы.
Нередко в еврейских семьях, в которых в Холокост были жертвы, один из потомков представляет насильников. Неожиданно в человеке появляется энергия насильника, а он и не знает откуда. В этих семьях насильников нередко исключают и презирают. Именно поэтому их воплощают в себе потомки. Таким образом, энергия насилия передается из поколения в поколение. Только когда найдешь место для насильников в данной системе, их уже не нужно будет больше представлять.
В Израиле у нас был тому чудесный пример. Одна женщина рассказала, что ее отца убил араб. Мы расставили отца и его убийцу друг напротив друга. Сначала убийца от страха отпрянул. Затем они посмотрели друг другу в глаза, медленно подошли друг к другу и обнялись. Затем отец грузно опустился на пол, а араб лег рядом. В смерти они нашли примирение. Теперь в этой семье никому не нужно представлять араба.
Какой из этого для нас следует вывод? Оглядываясь назад, на войну и на насильников и жертв по обе стороны фронта, видишь решение. Нужно признать их в равной степени сопричастными происходившему и найти им в сердце место. Итак, первый закон коллективной совести гласит: каждый член системы имеет равное со всеми прочими право принадлежать к ней.
Мораль
Но ведь многие люди говорят: «Я лучше». Или: «Я хороший, а тот плохой». Что это значит на практике? Кто говорит, что он лучше других, говорит: «У меня больше прав принадлежать к системе, чем у тебя. У тебя меньше прав принадлежать к системе, чем у меня». Мы называем это моралью. Все большие конфликты коренятся в морали.
Преимущество рожденных раньше
Первый закон коллективной совести заключается в том, что никого нельзя исключить из системы. Есть еще второй важный закон. В сфере влияния коллективной совести люди, пришедшие в систему раньше, имеют больше прав, чем пришедшие в нее позже. Позже рожденные не должны вмешиваться в дела старших.
Во всех трагедиях мы наблюдаем одинаковую динамику: самонадеянный потомок стремится помочь предку, например, человек хочет отомстить за старших членов системы. Конец у всех трагедий всегда один и тот же: все умерли. Любая попытка потомка вмешаться в дела предков, обречена на провал или даже на гибель. А решение такое: нужно с почтением отстраниться от предков и дать им самим разобраться в конфликте.
Конец трагедий
Все преступления против коллективной совести совершаются с чистой совестью. Именно чистая совесть толкает трагических героев на гибель. Коллективная совесть намного сильнее личной совести. Поэтому выпутаться из сетей трагедии герой может, только смирившись со своей ничтожностью и поборов в себе «чистую» совесть.
Как это возможно? Если вместо слепого следования личной совести взглянуть со стороны на требования и возможности коллективной совести и трезво взвесить последствия того или другого поведения – тогда, быть может, трагедии останутся в прошлом.
СОВЕСТЬ И КОНФЛИКТЫ
Совесть – это прежде всего инстинктивное знание, сопровождающее каждый поступок в отношении других людей. Совесть – это:
1) знание о необходимом и достаточном условии принадлежности к системе;
2) знание о том, что я другому человеку должен, если я что-то от него получил и пока не вернул ему, или если я причинил зло другому человеку или что-то отобрал у него, а он не дал сдачи и не отомстил сполна;
3) знание о том, что я должен своей группе, чтобы она продолжала существовать и оставалась дееспособной, то есть знание о том, в чем заключается мой вклад в поддержку и развитие моей группы.
Чистая и нечистая совести
Как мы узнаем, что совести от нас надо? Посредством чувства вины или невинности или, иначе говоря, посредством чистой или нечистой совести. Угрызения совести заставляют нас изменить свое поведение таким образом, чтобы избавиться от них. Тогда уходит чувство вины. Мы ощущаем себя невинными, наша совесть чиста.
Совесть не задает конкретное содержание. Это не знание о том, что нужно сделать, это знание об определенном состоянии и чувстве. То, что в конкретном случае нужно предпринять, чтобы избавиться от мук совести и сохранить или вернуть невинность, диктуется не совестью. Тут мы относительно свободны в выборе средств. Мы можем попробовать разные возможности и на уровне чувств проверить, насколько они помогают избавиться от угрызений совести.
Мифы
Чистая и нечистая совести обросли мифами, которые нельзя проверить. Мифы отводят совести – насколько об этом вообще возможно судить – неподобающее ей место. В том числе представление о совести как о божественном голосе в наших душах, которому без оглядки на обстоятельства нужно следовать. Если это было бы так, все люди должны были бы иметь одинаковую совесть, но очевидно это не так. Иначе во время войны или другого конфликта воюющие стороны не сражались бы с одинаково чистой совестью.
В первую очередь совесть отвечает за принадлежность к важным для нас группам, прежде всего, группам, от которых зависит наше выживание. Она привязывает нас к данным группам, что бы они от нас ни требовали.
Совесть и группа
Испокон веков мы воспринимаем себя как часть группы настолько, что вне группы мы чувствуем себя неполноценными и потерянными. Особенно тогда, когда не можем присоединиться к другой подобной группе. В важных для нашего выживания группах часть служит целому. Все чувствуют себя сопричастными и обязанными общему целому и, в крайнем случае, готовы умереть за него. Индивид раскрывается только в общем и выживает в общем, пусть даже ему приходится погибнуть во имя общего целого.
Итак, совесть служит не столько выживанию отдельной личности, сколько выживанию группы. Совесть – в первую очередь коллективная совесть. Постигнув и приняв всерьез эти законы, можно понять, казалось бы, странное и нелогичное поведение – и свое собственное поведение, и поведение других людей. Чтобы принадлежать к системе, индивид выполняет все требования важной для него группы. Поэтому, следуя совести в рамках данной группы, он не имеет ни независимого я, ни независимой самости. Что бы ни казалось ему своим я и своей самостью, это, по сути, я группы и самость группы. Потому в группе многие люди так быстро выходят из себя и теряют самообладание и способность различать вещи.
Страх совести
Власть группы над индивидом приводит к коллективным убеждениям и коллективным действиям, которые непонятны трезвому наблюдателю и одновременно запрещают трезвое наблюдение, препятствуя ему. Тут становится ясно, сколько сил потребуется индивиду, чтобы освободиться из оков коллективной совести с ее требованиями. Ему нужно пересилить страх перед санкциями, которыми грозят блюстители выдуманных порядков и убеждений группы. Только по ту сторону страха он сможет увидеть действительность такой, как она есть, и по ту сторону совести постичь нечто, что заставит его прозреть и освободиться от пут совести, хотя, наверное, только отчасти.
Неосознанная совесть
Помимо совести, которая дана нам в ощущениях, существует неосознанная совесть, законы которой мы узнаем по их действию в группах. Эту совесть практически невозможно ощущать. Прежде всего, потому что воспринимаемая нами совесть, чистая или которая нас грызет, перебивает эту другую совесть и вытесняет ее в подсознание. Неосознанная совесть – в еще большей степени коллективная совесть, чем ощущаемая нами совесть. Это – коллективная совесть, общая совесть семьи.
Право на принадлежность к системе
У коллективной совести есть два основополагающих закона. Первый закон гласит: каждый член группы имеет равные права на принадлежность к ней. В отличие от данной нам в ощущениях совести эта совесть не позволяет исключать из системы ее членов. Поэтому все члены группы в сфере влияния данной совести могут чувствовать себя уверенно. Если все-таки кого-то исключают – как правило, под влиянием осознаваемой нами совести – коллективная совесть замещает исключенного члена позже пришедшим в группу членом. Последний чувствует и ведет себя как и исключенный человек, хотя ни он, ни группа этого не осознают.
Итак, коллективная совесть следит за полнотой группы. И стремится ее восполнить, если в системе появилась брешь. При этом ей неважно, по каким причинам человека исключили. Поэтому коллективная совесть является по отношению к ощущаемой нами совести аморальной, или точнее внеморальной. Это архаическая совесть, которой не знакомы различия между добром и злом в смысле морали. Коллективная совесть пытается восстановить полноту группы, невзирая на вину или невинность человека, который позже заместил исключенного члена и таким образом вернул его в группу. Она и в этом смысле аморальна.
С другой стороны, коллективная совесть морально превосходит данную нам в ощущениях совесть, потому что для нее полнота группы и выживание каждого ее члена важнее всего. Значит, в отличие от моральной совести, которая решает оставить или исключить того или другого члена группы и в конечном итоге решает, жить ему или умереть, неосознанная совесть защищает жизни всех членов группы, в том числе и от приговоров моральной совести.
Бывшие и настоящие
Коллективная совесть оберегает еще один закон. Этот второй закон тоже архаичен и служит сплоченности и выживанию группы, на которую он распространяется. Закон гласит: тот, кто раньше пришел в группу, имеет преимущества перед теми, кто пришел в нее позже. В чем смысл данного закона? Как он работает?
Этот закон отводит каждому члену группы определенное место в соответствии с его возрастом. Хотя со стороны этот закон кажется иерархичным, он представляет собой совершенную модель равенства. Ведь у каждого члена системы в течение жизни есть одинаковые возможности для развития и продвижения. За возможности не надо бороться, их не надо завоевывать. Со временем они появляются сами собой. Поэтому данный закон охраняет внутренний покой и сплоченность группы. Он предупреждает недоброе соперничество и борьбу за лучшую позицию и, следовательно, является основополагающим порядком для выживания группы, в которой действует круговая порука.
Кто нарушает этот закон, становится врагом группы, подвергающим ее выживание опасности. Тогда он теряет право быть членом группы и под давлением коллективной совести становится изгоем. В былые времена это значило верную смерть. Раз речь идет о выживании группы, эта совесть лишает угрожающего выживанию группы человека права быть ее членом. Наверное, еще важно заметить, что я здесь описываю свои наблюдения. Ведь данный закон действует в семьях и сегодня с той же неумолимостью. Собственно семейные трагедии начинаются там, где люди преступают этот закон.
Трагика
Все трагедии имеют один и тот же паттерн. Например, в греческих трагедиях, как и в семейных трагедиях, мы являемся свидетелями того, как позже пришедший в систему человек вмешивается в дела других ее членов, и старается уладить что-то за них, что уже существовало до него и что ему не полагается. Прежде всего, дети и внуки хотят взять на себя долги или задачи родителей или бабушек и дедушек, либо искупить их вину. При этом они делают что-то ради одних и во вред другим. Они следуют голосу совести и чувствуют себя невинными и хорошими. В то же время они нарушают второй закон коллективной совести. Но люди этого не замечают, поскольку совесть, данная нам в ощущениях, подталкивает их к нарушению закона и награждает чувством правоты и невинности. Зато коллективная совесть наказывает их провалом и гибелью. Поэтому великие трагедии заканчиваются, как правило, смертью героя. Трагические герои остаются в своих сердцах детьми, стремящимися помочь предкам. Это заносчивость, из-за которой все трагедии начинаются и бесперспективно заканчиваются.
Выходы
Постигая функции обоих родов совести, одновременно понимаешь, где следует искать выходы и решения. Постижение функций обоих родов совести, с одной стороны, противоположенных друг другу, а с другой – дополняющих друг друга, имеет далеко идущие последствия для человеческого общежития. Благодаря этим озарениям мы начинаем понимать неразумное, слепое и убийственное в собственном поведении и в поведении окружающих. Кроме того, благодаря этим озарениям мы начинаем понимать причины некоторых болезней, самоубийств или борьбы за власть, заканчивающейся плачевно для всех.
Гармония
На пути постижения истины мы перерастаем рамки совести, прежде всего рамки, которыми совесть ограничивает наше восприятие. Притом нам не надо уходить из групп, к которым мы принадлежим. Ведь наши постижения служат благу группы и ее дальнейшему развитию. Они помогают группе открыться для других групп, озарений и возможностей, которые до настоящего момента оставались недоступными из-за господства личной совести.
Тем не менее принадлежать к нашей группе означает высшее благо и в данной связи выживание группы. Мы не можем и не имеем права просто уйти, ведь и наше выживание зависит от нее. Поэтому следует найти применение постижению закономерностей совести в рамках группы и до определенной степени отдаться совести как силе, обеспечивающей сплоченность группы.
Дальнейшее развитие совести
Поскольку совесть не является ни инсайтом, ни знанием в философском смысле, а всего лишь восприятием чувства принадлежности к системе или изгнанности из нее, совесть может измениться или перестроиться в соответствии с содержанием, на которое она реагирует. В истории есть множество подтверждений тому. То, что наши предки делали с чистой совестью, например, с энтузиазмом шли на войну, нам сегодня уже не понять. Потому философ, собирающий на пути познания новые инсайты, которые из-за совести до настоящего времени были сокрыты от его восприятия, чтит совесть как действительность и ждет, пока эта действительность ему откроется, чтобы можно было действовать в соответствии с новыми постижениям.
Духовная совесть
Дух пребывает в связи со всем, и с противоположностями тоже. Дух непосредственно воспринимает, находится ли он все еще в гармоничной связи со всем, как оно есть, или нет. Поскольку дух находится в гармонии со всем, он не поддерживает ни одну сторону и не настроен против кого-либо. Как мы на духовном уровне воспринимаем гармонию и сопричастность всему? Гармония – это собранность и обращенность ко всему, как оно есть. Любое нарушение и потеря гармонии отзываются беспокойством. Как и в случае инстинктивной совести, здесь мы находим ответ на языке чувств – дискомфорт и беспокойство, сравнимые с виной и угрызениями совести.
И наоборот: на духовном уровне у нас возникает чувство спокойствия и уверенности, когда мы всему сопричастны и отдаемся течению событий, это похоже на чувство невинности и чистой совести. Это духовное чувство, которое сопровождает инсайт, расширяет наш горизонт, пробуждает нас. В отличие от инстинктивной совести тут нет ни страха, ни рвения. Действия духовной совести объединяют разделенное, а другая совесть разделяет. Духовная совесть служит миру, миру для всех.
Зло
Часто мы различаем добрых и злых людей, добрые и злые поступки. Мы делаем это под диктовку совести. Совесть подталкивает нас к разделению на добро и зло. Но что это за зло? И что это за добро? Это очень узкое видение. Под влиянием совести только то, что служит принадлежности к семье, рассматривается как добро. А зло – то, что угрожает принадлежности к нашей семье.
Внутри семьи это разделение очень важно. Оно помогает нам сохранить связь с нашей семьей. Но в то же время мы различаем добро и зло и в других группах. Значит, добрыми являются похожие на нашу семью группы, с теми же ценностями. А злыми или неполноценными являются группы, ценности которых отличаются от представлений о ценностях в нашей семье. И если они отличаются от наших, под влиянием совести мы желаем этим людям зла и даже хотим их уничтожить.
Итак, добрые люди, так называемые добрые люди, хотят попасть в рай и ни за что не хотят встретить там других людей. И это благодаря совести. Совесть создает рай и ад. Нередко добрые люди посылают злым муки ада и ведут себя как злые. Это одно из зол. Оно более или менее личное.
Силы-антагонисты
Мне думается, помимо личного зла еще существует великое зло. Эти силы разрушают созданное нами, ставят под угрозу и стремятся уничтожить достигнутое, и иногда им это удается. Если задуматься об Иисусе, что за добрый человек он был, и как он говорил о любви, например: «Будьте милосердны, как мой отец небесный. Он повелевает солнцу своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных», – то для него не существовало ни добрых, ни злых. И, тем не менее, он умер на кресте. Здесь вмешались силы-антагонисты.
Его убили отдельные люди, злодеи? Или они были только орудием враждебной силы, могущественной силы? Христос взывал на кресте: «Боже мой, Боже мой, зачем ты меня оставил?» Неужели бог дал слабину? Или враждебные силы сильнее бога? Всегда, когда кто-либо слишком возвышается, силы-антагонисты восстанавливают равновесие – во имя бога. Тогда откуда берутся эти силы и зло? От бога. Но как себя вести по отношению к враждебным силам? Их следует принять, раз на то божья воля. Следует вверить себя в руки бога или божественного. Таким образом мы чтим бога.
Добро
Важно различать: есть добро, продиктованное совестью, и добро по ту сторону совести. Добро в контексте совести – это то, что связывает нас с семьей, и что соответствует семейным ценностям. Но у каждой семьи – своя собственная совесть, отличающаяся от совести других семей и других людей. Мы с изумлением узнаем, что у мамы иная совесть, чем у папы. Поэтому с мамой мы ведем себя по-другому, чем с папой.
Следовательно, есть семьи, в которых хорошими считаются недопустимые в других семьях вещи. Что для одних хорошо, для других ужасно. Подобное наблюдается и на войне. Обычно обе стороны считают себя хорошими, сражаясь с противником. Или, например, камикадзе чувствуют себя хорошими – ведь их семьи и социальные группы одобряют их поступки и даже видят в них героев. У всех героев чистая совесть. Но чем занимаются эти герои? Они убивают других людей. Тогда что это за чистая совесть? Чистая совесть ребенка. Просто их чистая совесть приносит другим смерть. Все герои – дети. Конечно, я преувеличиваю. Но, если приглядеться, на кого они опираются, совершая геройства? Прежде всего, на матерей. Особенно на матерей, гордящихся своими героями.
Великое добро
Наблюдается следующий факт: в глубине души живет несколько иное добро – добро в более широком смысле, чем рамки совести. Это высшее добро. Оно воссоединяет в душе разделенное. То, что для совести является добрым или злым, все едино перед высшей инстанцией и объединяется на этом уровне.
Но все это пока лично. Помимо этого существует и более общая могущественная динамика, как и в случае со злом. Это добро далеко от наших желаний и представлений о добре. На этом уровне смерть и катастрофы, например, оказываются хорошими вне контекста нашего личного счастья. В этом смысле эволюция тоже хороша, несмотря на потери и цену, которой она дается. Потери рассматриваются как конструктивные. Из них возникает нечто новое, находящееся, быть может, по ту сторону наших желаний и представлений.
Как соприкоснуться с этим добром? Приняв его, как оно есть, не желая ничего изменить и даже полюбив его. Но полюбив не эмоционально – ведь наша эмоциональная любовь слишком мелка для этого. Нужно чтить добро, раз высшие силы так хотели, и подчиняться ему, что бы оно от тебя ни потребовало. Примешь его – станешь спокойным, для всего открытым и добрым.
НАСТОЯЩЕЕ
Нижеследующие тексты также являются лирическими отступлениями, записанными с 2000 по 2004 год. ... Все лирические отступления крутятся вокруг темы обретения друг друга, объединения разделенного, мира после конфликта. Они ратуют за жизнь и способствуют любви. Но не любви в узком смысле, которая нередко нас угнетает и мешает жить. Они обращены в жизнь, в самую жизнь.
Любовь к людям
Любовь к людям означает, что я люблю людей такими, какие они есть, радуюсь им, таким, какие они есть, чувствую себя равным им, люблю неповторимость каждого и не стараюсь никого изменить. Следовательно, я люблю и судьбу каждого, пусть я ее и не понимаю, пусть она бросает мне вызов и чинит препятствия. Судьба другого человека так же, как и моя собственная, заранее предопределена и потому неизбежна.
Кроме того, я вижу, что нами управляют могущественные силы, которым мы в равной степени подчинены, какие бы радости они нам ни готовили, в какие бы страдания нас ни ввергали. Из приятия этих сил рождается настоящая любовь к людям, ко всем в равной мере обращенная, потому что для нее нет ни лучше, ни хуже, ни больше, ни меньше, для нее все равны перед лицом общего целого.
А что противостоит любви к людям? Суждение, что одни лучше, а другие хуже. Тогда я приказываю сердцу, кого любить, а кого нет, определяю, кто достойный человек, а кто недостойный и в конечном итоге, кто имеет право жить, а кто нет. Тому, кто судит других, приходится опасаться, что его тоже осудят. Справедливо или нет – роли не играет, ведь по большому счету всякое суждение несправедливо, его выносят от самонадеянности. Судящий возносится над жизнью и судьбой других людей, словно его собственная жизнь и собственная судьба иначе и достойнее, чем у других. Или – выражаясь другими словами – словно бог к нему ближе и благосклоннее, чем к другим; словно можно от имени бога судить о жизни и судьбах других людей и вершить их, будто ты бог.
Прежде всего, любовь к людям смиренна. Смирение нам дается легче, если видеть в отдельных людях не просто индивидов, а контекст их семей, семейных судеб, особенной совести их семьи, которой они хранят верность. Другие люди хранят верность своим семьям точно так же, как и мы. Их семьи точно так же ограничивают их, как наша семья нас. Они вплетены в семейные судьбы точно так же, как и мы, и в этом отношении точно так же выгадывают или теряют. Когда придет время, они умрут, как и мы умрем, и канут в небытие, бесследно, как и мы.
Итак, давайте уважать друг друга, пока мы живы, и любить друг друга с уважением, раз мы еще живы; избавим же нас друг от друга и обретем в этой любви свободу. Но прежде откроемся нашей собственной судьбе, нашей собственной вине, нашему собственному развитию и нашей собственной смерти.
Мир начинается в душах
Как мир может начинаться в душе? Откуда мир берется? Можно ли его добиться усердием? Нет. Мир – это подарок. Что значит мир? Мир значит: нечто было раньше разделено, и части, вероятно, боролись друг с другом, а теперь они обрели друг друга в любви и уважении. Как это возможно? Это возможно, если разрозненное соприкоснулось с некоей силой, управляющей одинаковым образом обеими частями. А как соприкоснуться с этой силой? Что для этого нужно? Нужно собраться.
Как же собраться? Собраться – значит отвлечь внимание от поверхностного и направить его на нечто другое, на первопричину всех вещей, на творческую первопричину всех вещей. Собравшись, становишься пустым. Пустым, и в то же время обращаешь взгляд к другому. Точнее, мы наполняемся пустотой, когда принимаем все как есть, по-настоящему принимаем каждого человека таким, какой он есть. Прежде всего, наших родителей, какие они есть, судьбу, какая она есть, мир, какой он есть. Принимаем без суждений, без желания изменить. Ведь все, как оно есть, имеет общую первопричину. Приняв все как есть, мы становимся сопричастными первопричине. Приняв все как есть, мы становимся пустыми: все, что отвлекает от первопричины, уходит.
Когда мы отводим взгляд от поверхностных вещей и становимся пустыми для чего-то другого, принимаем все как есть и сливаемся с этим другим, позволяем ему распространиться и действовать в нас, что тогда сойдет на нас? Мир.
Я как ты (Из доклада на Международном конгрессе в Толедо, 2001 г.)
Недавно я побывал в Израиле. Там я посетил Тивериадское озеро, где 2000 лет назад бродил один человек из Назарета и на горе вблизи воды говорил о восьми заповедях блаженств. Там было замечательно тихо. Чувствовалось, что это особенное место. Там я вспомнил, что Иисус говорил о блаженствах. Одна фраза была такая: «Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами божьими». И еще он учил любить своих врагов и делать добро ненавидящим нас.
Иногда самая большая вражда и самая свирепая ненависть встречаются в самых проникновенных отношениях. Почему? Потому что в самых проникновенных отношениях можно глубже всего ранить человека. Не столько потому, что один другому причиняет зло, а потому что самая глубокая рана – неисполнение взлелеянных надежд. Но блаженны те, кто любит своих врагов, и делают добро ненавистникам.
Тогда оказываешься на более высоком уровне. Иисус его так описывает: «Мой отец небесный повелевает солнцу своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных». Кто достиг этой любви, словно солнце светит на всех, как они есть, пусть они и разные, например, мужчина и женщина. И посылает дождь благословения на каждого человека, какой он есть. Об этом я думал на Тивериадском озере.
И тогда я попытался понять, что происходит в душе, что за процесс, в результате которого возникает такая любовь? И мне в голову пришла следующая фраза: «Любовь означает: я признаю, что все, какие они есть, равны мне перед лицом великого; я признаю, что все, какими разными бы они ни были, равны мне перед лицом великого». Это и есть любовь. На этой основе можно развиваться дальше.
А что такое смирение? То же самое. «Я признаю, что все, какими бы разными они ни были, перед лицом большего равны мне». Смириться значит признать, что ты – всего лишь частица общего многообразия, а полнота исполнится, когда все самые разные частицы смогут на равных стоять друг рядом с другом, и за ними признают одинаковую значимость. А что, если есть обиды? Простить и забыть – это то же самое: «Я признаю, что все, какими бы разными они ни были, мне равны перед лицом великого».
Давайте сделаем маленькое упражнение, чтобы проникнуться этой любовью. Представьте себе, что вы подходите к каждому, кто вас обидел, кто хотя бы раз в жизни причинил вам боль. Скажите: «Я как ты». Каждому из них: «Я как ты». А теперь представьте себе людей, которых вы обидели, каким-то образом ранили, и скажите каждому из них: «Я как ты. Ты как я». Что мы чувствуем в конце упражнения? Можно ответить одним словом – умиротворение.
Очищение
Некоторое время назад я хотел сформулировать, что такое величие. Что делает человека великим? Результаты оказались самыми неожиданными. Самое великое в человеке – то, что делает его равным другим. Это самое великое. Любое отклонение вверх или вниз умаляет его величие.
Cо временем очищение стало важным понятием или процессом для меня. Процесс очищения играет в христианской мистике важную роль, во многих планах. Существует очищение органов чувств. Это один путь. Другой путь – очищение духа. Очищение значит, что ненужное уходит, остается последняя суть. При очищении духа уходят мысли. Уходят понятия, теории, любопытство – пока не станешь чистым и не сможешь погрузиться в проявляющееся. И если очищенный человек погрузится во многие вещи, ему вдруг откроется суть вещей.
И неожиданно меня осенило, что, собственно, значит очищение. Как осуществляется подлинное очищение? Я становлюсь равным другим. Каждому человеку. А может, не только каждому человеку, но и каждой твари. Без высокомерия. Я включен в общее целое, я – один из многих, одинаковых и равноценных.
Ясно, что этот процесс протекает вне категорий добра и зла. И вне категорий насильников и жертв. Если согласиться с этим, раскрыться и стать больше и лучше, сможешь признать, что и насильники нам равны и имеют на это право. Итак, очищение произойдет, когда различия между насильниками и жертвами в тебе сотрутся, когда заключишь их в равной мере в сердце и найдешь там им место. Это высшая степень очищения.
Если пройти очищение, получишь в награду чувство наполненности. От тебя не убудет. Совсем наоборот. В этом равенстве все присутствует во мне, хочу я этого или нет. Оно завладело мной и несет меня.
Поклон
С поклоном что-то в душе меняется. Мы можем это проверить, представив, как мы слегка склоняем голову. Какое движение возникает в душе? Оно поднимается из глубины, подходит к голове и изливается на другого человека. Это движение уважения, почета. Оно связывает нас с другим человеком. Казалось бы, поклон делает нас меньше. Но таким образом мы оказываемся с другим человеком на одной человеческой плоскости.
У низкого поклона совсем иное действие. В низком поклоне я становлюсь маленьким перед другим человеком. Я чту его со словами: «Ты большой, а я маленький». В глубоком поклоне я раскрываюсь тому, что великое или большой человек мне дарят. Низкий поклон уместен перед родителями. К месту перед предками. К месту перед тайной жизни. Низко кланяясь, мы распахиваем сердце для того, что нам дарят.
Затем мы выпрямляемся, отворачиваемся и передаем подаренное нам дальше. Принимая подарок, становишься маленьким, когда даришь сам, большим. Низкий поклон необходим, чтобы передать великое дальше. Оно не принадлежит нам, мы сами его получили в подарок. Тогда мы плывем по течению великой реки жизни. Что значит великая река жизни? Принимать и передавать дальше. В этом все люди равны.
А еще есть земной поклон, когда опускаешься на колени и низко кланяешься, протягивая вперед руки ладонями вверх. Это продолжение низкого поклона. Земной поклон уместен по отношению к человеку, перед которым ты провинился. Словно искренне просишь: «Пожалуйста, взгляни на меня еще раз». Нередко земной поклон к месту перед родителями, если ты несправедливо обошелся с ними. Так блудный сын стоит на коленях перед отцом и говорит: «Я уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих». Что происходит от столь глубокого почтения и искренней, от сердца идущей просьбы? Отец склоняется к сыну и поднимает его. Это было бы и движением насильника к жертве. Оно ведет к примирению. Примирение значит здесь: все позади. Мне думается, что примирение происходит прежде всего в загробном мире, где мертвые жертвы и мертвые насильники лежат вместе. Тогда наступает мир.
Земной поклон можно развить еще дальше: когда лежишь, распластавшись на животе, и протягиваешь вперед руки. Иногда этот поклон к месту перед людьми, кому мы причинили очень тяжкую несправедливость. И еще он к месту перед богом и тайной, и что мы этим именем называем, не ведая, что это.
А еще можно поклониться тайне по-другому – отвесить низкий поклон, разведя руки в стороны. Это общий поклон. Он уже не личный. Он выполняется вместе со многими другими людьми. Поклонившись так, мы успокаиваемся и оказываемся в сообществе людей – и даже за его рамками.
Внутренний рост
Внутренний рост происходит, когда мы допускаем новое. Как правило, новое – это то, что мы раньше отвергали, например, нашу собственную тень. Или о чем мы сожалели, например, о личной вине. Когда я смотрю на отвергнутое мною и говорю: «Да, теперь я принимаю тебя в сердце» – я расту. Я больше не чувствую себя невинным, зато я вырос.
Это касается не только собственной души, но и собственной семьи. Некоторые люди не принимают своих родителей. Например, они говорят: «Это было плохо». Тогда они становятся судьями родителей и лучше их знают, что хорошо, а что плохо, что правильно, а что неправильно. А если ребенок скажет: «Я так радуюсь вам», – он растет. Хуже всех приходится детям совершенных родителей. Им трудно развиваться. Может, это утешит детей несовершенных родителей.
Если принять все как есть – себя, родителей, семью – и заключить в сердце всех других людей тоже, всех тех, на кого смотришь сверху вниз, почувствуешь, что произойдет в душе – ты вырос. Тогда ты перерастаешь рамки семьи. Иногда я сержусь на кого-нибудь и вдруг замечаю, что стал ограниченнее. Тогда мне ничего другого не остается, как сказать ему: «Я признаю тебя равным мне со всеми твоими особенностями, и не просто хорошим, а важным для меня». Тогда я чувствую, что открылся и вырос.
Мир между людьми и группами удается, если признать то, что мы в другом человеке отвергали, без желания его изменить и если признать за всеми равные с нами права. И наоборот, конечно, тоже – признать, что у нас такие же права, как и у всех других. Как нам стать живущими полной жизнью людьми, не ограниченными узкими рамками? Прежде всего, заключить в свое сердце и душу то, что мы в себе отвергаем. И в первую очередь, вину. Нашему росту препятствует стремление сохранить невинность. Кто хочет сохранить невинность, так и останется ребенком.
В каждой семье определенные вещи запрещены. Что-то нельзя делать, думать или хотеть. Поэтому мы их вытесняем и сохраняем невинность. Но ведь иногда мы так отвергаем хорошие, сильные вещи. Иногда говорят, что все, что связано с сексуальностью человека, низко. И мы ее вытесняем. Сохраняем невинность, но не можем развиваться. Итак, мы растем, когда интегрируем отвергнутое.
То, что мы в себе отвергаем, часто связано с исключенными членами в нашей семье. Если мы их любим и уважаем, мы любим и уважаем то, что в семье было запрещено и вытеснено. То, что мы в них отвергаем, как правило, не запрещено по большому счету. Нередко это человек, которому надо найти место в нашем сердце. Заключая его в сердце, мы, хоть и теряем невинность, но ни в коем случае не становимся от этого злыми. Напротив, мы становимся человечнее, благороднее и лучше. Итак, мы растем, когда смотрим на вытесненных людей и принимаем их.
В дальнейшей жизни может случиться, что мы окажемся виноватыми перед кем-то, пусть даже непоправимым образом, и не захотим признаться себе в этом. Нам кажется, что если не смотреть на проступок, можно сохранить невинность. Что тогда происходит с нами? Мы становимся закостенелыми и уже не можем расти. Важно не столько признать свою вину, сколько заключить в сердце человека, перед которым мы провинились. Тогда мы раскроемся и сможем дальше развиваться.
Я уже сказал про внутренний рост, что мы можем развиваться, только интегрируя то, что мы в себе отвергаем. То же самое касается семьи. Семья отвергает определенных своих членов. Если заключить в себя этих людей, отверженных или забытых, и найти им в сердце место, станешь завершеннее и совершеннее. Что в нас происходит, когда мы становимся завершеннее, когда все члены нашей семьи по-настоящему обретают место в наших душах? Тогда мы свободны. Мы уже не вплетены в чужие судьбы. Многие хотят избавиться от родителей, не зависеть от них. Но чем больше они стараются освободиться таким образом, тем несвободнее они становятся. Итак, совершенство означает, что все, кто имеют ко мне отношение, нашли во мне место.
За рамками нашей семьи мы связаны со многими другими людьми, в том числе и с теми, кто на нас совсем не похож. Если мы их примем как равных, пусть они совсем другие, то станем богаче. Путь внутреннего роста никогда не кончается. Каждый день приносит что-то новое. Развиваясь, мы радуемся.
МЫСЛИ О МИРЕ
Любовь к насильникам
Насильники смягчаются, только когда их полюбишь. Пропаганда в Германии и Австрии, направленная против преступников Третьего рейха вроде «никогда больше это не должно повториться», нередко имеет обратное действие. Пока не все насильники нашли место в нашей душе и в нашем сердце как такие же люди, как и мы, зло, их зло, имеет силу. Чем больше их отвергаешь, тем сильнее зло. Если их принять в сердце, они смогут стать людьми, как и мы. Тогда они смогут скорбеть и отвечать за все последствия. Но не раньше.
Важно обратить внимание еще кое на что. Под влиянием совести мы делим людей на добрых и злых. Добрые – это наши, а злые – чужие. Но ведь чужие думают так же: мы добрые, а они злые. Еще примирению препятствует то, что вину за ужасные события вроде Холокоста, последней войны и всех военных преступлений спихивают на отдельных личностей. Бытует представление, если иначе воспитать детей, такое никогда больше не повторится. Получается, что преодоление прошлого зависит от силы и ответственности отдельных людей, словно у них есть на то силы. При этом мы забываем о массе исторических событий, охвативших всю нацию и принуждавших ее к определенным вещам, от которых индивиду, по большому счету, не уклониться. Немцы и австрийцы не могли уклониться от истории. Никто не смог бы остановить ее ход. И еврейский народ не мог уклониться. Никто не смог бы ни сдержать, ни остановить ее ход. Все были брошены на произвол могущественной силы. Пока не взглянешь на могущественную силу и не примешь ее во всей ужасности, пока не поклонишься и не подчинишься ей, решения не найти. Потому решение здесь в, конечном итоге, заключается в религиозном акте.
Ключ к примирению между насильниками и жертвами – в руках у жертв. Насильники бессильны, пока от жертв не придет к ним движение, позволяющее им пошевелиться. Сами насильники этого сделать не могут. И есть еще одна важная вещь. Мертвые жертвы не найдут покоя, пока не предоставят насильникам место рядом с собой. Примирение совершается между мертвыми, а не между живыми. Живые здесь вмешиваться не должны. Когда мы, очевидцы и потомки, признаем, что не имеем права вмешиваться в процесс, протекающий между мертвыми, нам будет легче освободиться от прошлого.
А пока мы встаем на сторону одних и против других, мы препятствуем примирению. Что мы делаем, когда в официальные дни памяти вспоминаем о жертвах последней войны? И что делаем в разговорах о них? Тогда мы вынуждены встать на сторону жертв и выступить против злодеев. Что при этом происходит? Насильники и жертвы не могут воссоединиться, поскольку мы с нашими суждениями и способом памяти встаем между ними.
Целительным движением за мир в нашей душе было бы приятие обеих сторон, приятие их судьбы – какой она была для насильников и для жертв. И для тех, и для других. Тогда в нас найдут примирение убийство, наш собственный импульс убийцы, и страдание, наши чувства жертвы. И то, и другое. И когда они воссоединятся, человеческое в нас станет целостным.
Конец мести
Сделаем еще одно маленькое упражнение. Давайте закроем глаза и сосредоточимся. Выйдем из нашего тела и отправимся в царство мертвых, чтобы посмотреть на мертвых из наших семей. Затем посмотрим на лежащих за ними мертвых, их миллионы, погибших, убитых, умерших с голоду, поруганных. Вот они все лежат. Среди них лежат насильники, убивавшие, надругавшиеся, обрекавшие на голодную смерть.
Там лежат все погибшие на войне люди. Их так много. Мертвые солдаты и мирное население. Им нет числа, кого убивали, обрекали на голодную смерть, над кем надругались. Все умерли. И враги тоже здесь лежат, которые их убили, солдаты обоих фронтов. Все умерли. Все равны. Нет лучших. И нет худших. Все умерли. Полчище мертвецов.
А вдали, за горизонтом восходит белый свет. Он еще не поднялся над горизонтом, видна только зарница. Мертвые встают, обращаются к свету и низко кланяются ему, мертвые жертвы и мертвые насильники. И мы поклонимся вместе с ними. Все почтительно склоняются перед этим наполовину сокрытым светом.
Пока мертвые склонились в почтении, мы выпрямляемся и пятимся назад и оставляем мертвых между собой, жертв и насильников. Мы отходим все дальше и дальше, пока не скрываемся из виду. Теперь мы оборачиваемся, возвращаемся в жизнь и смотрим в будущее. Здесь прекращается вся месть.
Дух и духовность
Иногда, используя дух, мы ведем себя так, словно он в нашем распоряжении. Бывает так: живешь, работаешь и вдруг открываешь для себя что-то, например, какой-нибудь закон или порядок. И думаешь, что нашел нечто особенное. Так оно и есть, но на время.
Дух не подстраивается под наши открытия. Мы не можем сослаться на дух или духовность, применяя наши открытия, словно это истина в последней инстанции. Когда закончится эволюция, закончится и жизнь. Когда больше не будет перемен, не будет и жизни. Когда больше не будет озарений, мы закостенеем.
Итак, давайте откроемся для духовного, оставив за плечами прошлое. Иначе старое мешает новому. Нужно всегда быть открытым для неожиданного. Значит ли это, что прежнее было неправильным? Разве первый шаг в начале пути неправильный, потому что не привел сразу к цели? Первый шаг такой же важный, как и последний. Всему свое время. Но самый лучший шаг всегда следующий.
Последнее место
Когда мы смотрим на предков и на многие-многие поколения, через которые жизнь к пришла нам, мы стоим на последнем месте. Последнее место – это место, на котором все сходится. Все многообразие, накопившееся за столько поколений, изливается на нас, потому что мы внизу и внизу останемся. Потому последнее место – место полноты.
Некоторые думают, что должны еще что-то сделать для своих предков. Тогда они ведут себя так, словно предкам что-то от нас нужно. Они хотят обратить вспять течение реки жизни, чтобы она текла снизу вверх. Например, многие люди борются за права предков, стремятся отомстить за них и искупить им причиненную несправедливость, словно предкам чего-то не хватает. В этом случае мы превозносимся над судьбой и упускаем что-то важное в судьбе и жизни. Вместо того, чтобы принять жизнь и держаться за нее, мы жертвуем собой ради мертвых. Странное представление, однако.
Наши предки завершили свой путь. Только мы противимся завершению. Поэтому на последнем месте очень важно завершить все, что было до нас, и позволить ему уйти в прошлое. А еще некоторые люди думают, что предки их обязывают к чему-либо, например, хранить их наследие. Тогда мы ведем себя так, словно помимо жизни, полученной от них, есть еще что-то, за что нужно положить полжизни. Тогда мы отказываемся полностью принять жизнь как целостность.
Если мы посмотрим на наших предков как на предков, от которых к нам пришла жизнь, и посмотрим на жизнь, и забудем про все остальное, мы вдруг окажемся на последнем месте, непосредственно у истоков жизни, перед первопричиной жизни, где нет ничего между жизнью и нами. Тогда наше место, как и у всех прочих людей, будет одновременно и последним, и первым. Последнее место – это место духа. В отличие от бога, когда мы оставляем последнее место, нас оставляет дух, и мы чувствуем себя оставленными, пока, быть может, дух не заставит нас одуматься.
ПОСЛЕСЛОВИЕ. О СОЗНАНИИ
Великий мир, объединяющий нас, – плод мудрости. Что значит мудрость? Мудрость – это колебание вместе с сознанием общего целого, с сознанием земли и всего мира. Слишком заумно? Могут ли конфликты, большие и маленькие, существовать вне колебаний общего целого и земного сознания? Все, что в мире пребывает в движении, двигается, потому что универсальное сознание заставляет его двигаться и двигаться целесообразным образом. Для этого движения нецелесообразности не существует, и потому нецелесообразности не существует для тех, кто следует за этим сознанием, доверяя и доверяясь ему во всех смыслах. Они не сопротивляются конфликтам. Но они осознают конфликты и их динамику.
Земное сознание несомненно развивается – по крайней мере, мы замечаем изменения в отдельных людях и в группах. Для нас не имеет значения, развивается ли данное сознание в более широком контексте или только мы все лучше понимаем более широкие контексты. Результат один и тот же. Сознание расширяется, включая в себя все больше вещей и все глубже понимая причинно-следственные связи. Они продолжают действовать в нашей душе и в нашем сознании и колеблются вместе с ним. Так и начинается мир – в нашем осознании.
За осознанием следуют поступки, но иные, чем раньше. Поступки в гармонии с теми, с кем мы находимся в конфликте или с теми, кто воюет с нами. Гармония начинается в собственной душе. Там, в душе, в собственном сознании, начинается мир. Он связывает нас с другим, более общим сознанием, которому в конечном итоге и служат конфликты, помогая осознать целое.
Источник: Берт Хеллингер. Большой конфликт. Ответ. – М. Институт консультирования и системных решений, 2009.