ТВОРЧЕСТВО АРИАДНЫ

Мысль

Начиналось утро. Со стороны востока медленно скользило по ещё темным и таким холодным облакам солнце. Словно застенчивая девица, заливалось краской огромное светило и тем самым преображало все вокруг: слегка заискрилось небо, словно окропленное звенящей росой, и мягкие лучики сплелись с сонной, укрытой остатками ночной тени кроной; более явно зажурчал ручей, отражая в себе красоту природного убранства раннего утра, а в ответ, будто застеснявшись как малое дитя, скрылось в уже алых облаках золотое солнце.

Заливистым смехом раскатился по поляне голос молодого жаворонка. Его мягкие перышки топорщились от колыхания прохладного воздуха, и птичка больше походила на драчливого воробья. Смешно насупившись, жаворонок расправил крылышки и, взмахнув ими, взлетел.

Неожиданно меня пронзила мысль. Так же, как и этот жаворонок, мы радуемся жизни, но стоит войти в нее проблеме, пускай и незначительной, мы пытаемся всё изменить. Не себя, не свои ошибки, не обстановку вокруг, а, как нам кажется, всю жизнь, таким вот глупым способом: вспорхнуть и улететь, попытаться начать все с нового листа, временно забыв о старом. Но самое странное, что мы не пытаемся понять, что проблема ветра снаружи кроется в буре внутри души...

Сирень

Рассветом ласково задета,
Росой серебряной одета,
В листах застенчивых укрыта,
Благоуханием обвита.

Сирень – творение Авроры!
Твой мягок цвет. Ты есть Свобода,
Ты воплощение красы.
Скромна, чиста, любима ты!

Тебя в стихах поют поэты,
Ты словно яркая комета!
Прекрасна кротость твоя. Ты
Как будто бы с иной Земли!

Тебя растят в садах Эдема,
Златят тончайшим звездным светом,
Впитала ты Хрусталь-Воды,
Сердца не знают пустоты.

Вселенной ты дитя. Сиренью
Мы украшаем дни весенние.
Твой лепесток – богаты ткани,
Сама – драгое благоухание.

Как часто стала ты предметом
Мечты иль мыслей, вдохновений?
Ты, как звезда, как Солнца ветер!
И лучше не найти на свете!

Утро

Проснулась как-то утром на рассвете.
Мне солнце улыбалось сквозь окно.
И в этом легком, невесомом свете
Я ощущала мира торжество.
Играла сквозь вуаль на небосводе
Одна горящая без устали звезда.
Не замечая все, что происходит,
Она укрылась за деревья, за дома.
И ветер ласково руки моей коснулся,
И луч вдруг вспыхнул искрой на кудрях,
И каждый в доме сердцем улыбнулся,
Увидев блеск, запрятанный в снегах.
И неожиданно певунчики запели.
Они – гонцы, предвестники Весны.
И стихли вдруг на улице метели,
Пурга же вовсе предпочла домой уйти.
Я подошла к окну, покой боясь нарушить,
И вдохновению позволила пройти
В мой разум, в моё сердце, в мою душу,
Чтоб счастье в этом мире обрести.

Серп и Колос

В тот день Солнце стояло высоко над холмом, и поле купалось в его золотых лучах.

Когда ветер шевелил колосья, то озаренные утренним светом они походили на волну неспокойной речонки. Каждый из них тянулся всё выше и выше, подставляя свои стебельки теплому Солнышку. Яркое светило считали они своим батюшкой, а Землицу матушкой.

Росли Колосья в радости и не знали беды, да только пришёл однажды человек невысокий, с руками грубыми и помощником страшным – Серпом острым.

Запечалились Колосьюшки, опустело полюшко, только один последний Колос на ветру качается. Качается и по сторонам смотрит, думу невесёлую думает. Глядит на собратьев своих на Матушке лежащих. Листья их скорбно повисли, а стебли от печали усохли – нету в них больше жизни-радости.

Остановился Серп перед Колосом и спрашивает:

– Колос золотой, скажи мне, отчего невеселый такой стоишь, меня в заблуждение вводишь? Неужто я работенку свою выполняю плохо?!

Взглянув на грозно сверкнувший Серп, отвечал Колос:

– Ты, Серп, работу свою хорошо выполняешь, да только не по нраву она мне.

– Чем же, – недоумевал Серп, – не угодил я тебе? Ну, отвечай!

– Как угодить можешь? – спрашивает Колос. – Ты родню мою убил, к сердцу Земли-Матушки положил. Отец мой, Солнце Красное, к закату клонится – не может на детей своих погубленных смотреть. Работа твоя смерть приносит. Уходи ты отсюда. Нечего тебе здесь делать боле.

– Думаешь, верю тебе, что искренне говоришь? – страшно рассмеялся Серп. – Нету никого больше на поле, за себя боишься, а родней отгораживаешься! Негожее дело это, негожее. Только за это жизни тебя лишить – честное дело.

– Честное дело, говоришь?! – разгневался Колос. – Колосья резать – честное дело?! Уходи с поля, негоже тебе родню мою осквернять! Уходи по-добру, по-здорову, а то хуже будет!

– Чем помешаешь мне, тросточка ветхая? – закричал Серп. – Коли родню свою не ценишь, так и гроша жизнь твоя не стоит! – и срезал Колос.

Умудреный читатель мог усомниться в правдивости слов золотого Колоса, а зря.

Как только срезал Серп последний Колос, упал золотенький стебелек в зеленую травушку. Да только был под погибшим Колосом маленький зеленый росток. Укрыл Колос собою росточек да и перешел к собратиям, а Серп малого и не увидел. Ушёл восвояси, а в скором времени вырос новый Колос, а от него и поле разрослось. Один Колос был, а своей смертью все поле спас!