ФАРИД-АД-ДИН АТТАР. ЛОГИКА ПТИЦ (фрагменты)

Слово о Симурге

«Симург впервые явил Себя в полночь,
в Китае, вот диво!
Его перо там упало,
приведя все народы в волнение.
Каждый избрал себе некий образ,
и каждый, образ увидев, что то дальше предпринял.
Это перо находится в китайских капищах,
вот почему говорится: «Ищите знание даже в Китае» .
Если бы не обнаружился образ Его пера,
не всполошился бы мир в такой мере.
Искусство обязано сиянию того пера своим бытием,
и вся красота мира – лишь отражение того сияния.
Однако объяснение этого не имеет ни конца, ни края,
и рассуждать об этом не следует более.
Теперь те из вас, кто в себе чувствует мужество,
пусть вперёд выступят и собираются в путь». ...

Адама изгоняют из рая

Ученик задал вопрос учителю:
«Отчего Адама изгнали из Рая?»
Наставник ответил: «Адам был с превосходными качествами.
Но когда опустил он в рай свою голову*,
то голос услышал:
«О ты, кого сотней канатов рай спеленал!
Знай: у любого, кто в обоих мирах, что вне Нас,
склонит голову перед чем либо ниже Нас,
Мы подвергнем порче всё, чем он обладает,
ибо, кроме Возлюбленного, ни к чему нельзя прикасаться».
У Возлюбленного отыщется сто тысяч мест.
Зачем вообще нужно место без Любимого?
Тот, кто оживлён иным**, чем Возлюбленный,
падет, если даже он – сам Адам».
Людям рая подали весть:
первое, что даруют в раю – это сердце.
Если тайну человеку рая знать не дано,
то снова и снова будут давать*** ему сердце.

* То есть испытал удовлетворение увиденным и тягу к пребыванию в раю.

** To есть благодаря воздействию вторичных, сторонних факторов.

*** В оригинале использован глагол «давать», но, по мнению комментаторов, он должен читаться здесь в значении «кормить».

Безумца расспрашивают о двух мирах

Безумца спросил некий прохожий:
«Что же такое эти два мира, со всеми их образами?»
«Эти два мира, и наверху, и внизу, – ответил безумец, –
будто капля воды.
Не разберёшь даже, есть она или нет.
Сначала возникла капля воды,
затем, бликами на её поверхности, и вся эта роскошь».
Любая красота, разумеется, это красота на воде,
даже если вещь – из железа.
Крепче железа нет ничего,
но и эта крепость зиждется на воде.
Однако всё, что основано на воде,
снится нам, далее если представляется огненным.
Никто не видел воду устойчивой,
на воде не установишь опору».

Дозорный

Моряк, выйдя в плавание, у моря спросил:
«О море, почему ты синее?
К чему этот траурный наряд?
Почему ты кипишь и пенишься, хотя огня не заметно?»
Море ответило благородному моряку:
«Волнение моё из за разлуки с Другом.
Не хватает мне воли стать достойным Его,
поэтому от боли Его и одето я в синее.
Теряя от жажды сознание, сижу с пересохшими губами,
и вскипели от огня любви мои воды.
Найди я лишь каплю влаги с Его Каусара*,
и стану вечно живым у дверей Его дворца.
А пока я – среди тех сотен тысяч, что с пересохшими губами
умирают на Его пути днём и ночью».

* Аль Куасар – название реки в раю.

Суфию снится казнённый

Казнён был шахом некий убийца.
Приснился он суфию:
живёт он в раю радостно,
проводя время в веселье, в прогулках.
«Ты же убийца, – суфий спросил, –
на тебе – тьма преступлений.
Как ты попал в это место?
С твоими поступками его достичь невозможно».
«Когда полилась моя кровь, – ответил тот, –
Проходил мимо Хабиб Аджами*.
Тот пир** пути неприметно
на миг на мне взгляд задержал.
И эти почести, и много других
обрёл я благодаря тому взгляду».
У того, на кого учитель взглянул,
душа в одночасье познает сотню тайн.
Пока на тебя не смотрит наставник,
как о душе своей ты можешь что либо знать?
Даже долго пробыв в уединении,
всё равно не сможешь найти путь без чьей либо помощи.
Не иди один! Нужен пир на пути,
не бросайся слепым в это море.
Пир необходим тебе на пути,
во всех делах он защищает тебя.
Сам ты никогда не отличишь дороги от ямы,
без его помощи не найдёшь направления.
Нет у тебя ещё зрения, и дорога длинна,
пир – твой проводник в этом пути.
Тот, кто нашёл приют в тени владельца богатств,
никогда в пути не будет смущён.
У того, кто растворился в богатстве,
в руках и шипы оживают цветами.

* Хабиб аль Аджами, перс, учился у Хасана ал Басри. Известно предание, согласно которому Хасан, гонимый властями, укрылся в келье Хабиба. Стражники спросили Хабмба, не видел ли он Хасана. Тот ответил: «Видел, он у меня, ищите». Те, ничего не найдя, удалились с бранью.

** Пир – это муршид, или ишан, т.е. основатели и руководители суфийских братств или их ответвлений.

Глупец требует у Бога одежду

Жил некогда глупец и всё сокрушался,
что ходил голый, а люди вокруг наряженные.
«О Боже, дай же мне солидный наряд, – сказал безумец, –
одень и меня, как других».
«Эй, успокойся, греющее солнце дали тебе», –
ответил ему некий голос.
«О Боже, за что мучишь меня? – продолжил безумец. –
Неужели нет у Тебя наряда получше солнца?»
«Иди и подожди ещё десять дней, – сказал голос, –
подарят тебе без лишних разговоров наряд».
Прошло десять дней. Продавец тряпок
принес наряд, весь в нашитых заплатках.
Сто тысяч лоскутов было на нём,
ибо владелец его дервишем оказался.
«О хранитель тайн, – глупец обратился к нему, –
с какого же дня ты шил этот рваный наряд?
Или все одежды сгорели в твоём запаснике,
что пришлось вместе сшить столько тряпок?
Сто тысяч рваных кусков ты зашил!
У кого научился так отменно портняжить?»
Дело не только в стремлении к Его двору:
надо стать на Его пути пылью.
Бывало, много людей добиралось ко двору издалека,
сгорев ли в огне, осветившись ли светом.
И когда после долгой жизни цель всё таки достигали,
по разному сожалели, что цели не видели.

О том, кто много грехов совершил

Жил некто, совершивший много грехов,
от стыда он покаялся и вернулся к пути.
Но вновь, когда нафс* набрал силу,
нарушил он покаяние и пошёл вслед за похотью.
На какое то время сбился с пути,
разные грехи совершал.
И вновь боль сердце его охватила,
от стыда тяжко стало ему.
Но только бездарностью он обладал –
и хотел было каяться, да не посмел.
И ночью, и днём, словно жаркое на сковородке,
окровавленное сердце его пылало в огне,
придорожная пыль
скопилась в его глазах из за слёз.
Однажды поутру некий голос обратился к нему,
принял участие в нём, выполнив его дело.
«Господь миров говорит, – возгласил, –
что когда в первый раз ты покаялся,
простил Он тебя, принял твоё покаяние.
Мог наказать, но не стал.
На следующий раз, когда нарушил ты покаяние,
дал Он тебе срок, не разгневался.
Если сейчас ты желаешь вернуться,
о незнающий,
возвращайся же! Ибо открыта дверь,
ты ошибся, мы – в ожидании».

* Нафс в исламе – сущность человека, его «Я», его эго. Нафсом также называют страсти, все отрицательные черты души, которые присущи людям и джиннам.

Бог упрекает Мусу

Всевышний сказал Мусе:
«Гарун, рыдая, взывал к тебе семьдесят раз*,
а ты ни разу ему не откликнулся.
Но если бы хоть раз он обратился ко Мне со слезами,
отсёк бы Я с его души ветки неверности
и украсил бы его нарядом веры.
О Муса, ты уничтожил его сотней болей.
Совсем его ты зарыл, и так уже закопанного.
Вот если бы ты его сотворил,
неужели от его наказания спокойно было бы тебе?»
Тот, кто прощает беспомощных,
делает Милостивого своим господином.
Моря Его Милости даруются всем.
Грехи для этих морей – словно капли дождя.
Кто чувствует себя одарённым таким прощением,
разве из за мелкого греха впадёт в гнев?
Упрекающий грешников
ставит себя в ряд тиранов.

* Сюжет заимствован Аттаром из сборника Сурабади, писавшего поучительные рассказы с опорой на коранические и библейские мотивы.

Паук

Встречался ли тебе беспокойный паук?
Проводя жизнь в воображении,
погружается он в своё восприятие
и строит себе жилище в каком либо уголке.
Особую ловушку он строит, желая
поймать ею муху.
Когда муха в западню попадает,
сосёт паук кровь из вен у несчастной.
Затем засушит её прямо на месте
и долго ещё ей питается.
Но вдруг появляется хозяин дома.
Постоит рядом с палкой в руках,
затем в одночасье уничтожает
и сеть паука, и муху его.
Мир и тот, кто в нём ест его пищу,
подобны мухе и пауку в паутине.
Даже если весь мир будешь руками держать,
он однажды исчезнет – не успеешь и глазом моргнуть.
Если твои владения гордостью наполняют тебя,
ты подобен играющему в прятки ребёнку.
Не желай своего царства, если, конечно, не переел мозгов ишака.
Царство более подходит коровам*, о незнающий!
Тот, кто не относится к барабану и знамени как дервиш,
умер уже, ибо голос барабана – это лишь ветер.
Ветер в знамени, крик в барабане, –
ломаного гроша всё это не стоит.
Не гони так долго пегого жеребца бездарности,
не преисполняйся гордостью власти –
раз с леопарда шкуру споро снимают,
то и с тебя снимут, если нужно, немедленно.
Раз не нашлось возможности кем то стать,
то лучше или исчезнуть, или пасть головой.
У тебя нет возможности поднять голову,
склони же её, сколько можно играть.
Или отринь власть, не занимайся ей больше,
или облегчи голову, перестань думать о ней.
О ты, ведь твой домик с садом – твоя же тюрьма
страшно будет твоей душе, твои мечты – это же болезни её.
Пройди через эту горделивую землю**
сколько можно по ней блуждать, о азартный!
Открой глаза воли и взгляни на дорогу,
затем выступай в путь, смотря на подворье.
Когда душу до тех ворот донесёшь,
от признательности и Вселенная тебе станет мала.

* Грубоватое название недалёких, а иногда и просто пассивных людей.

** То есть перестань вести такой образ жизни.

Беседа в пустыне

Бежал некто с отягчённой душой по пустыне,
повстречал он в ней дервиша.
«Как твои дела, о дервиш?» – спросил он.
«Постыдись! О чем речь? – тот ответил. –
Остался запертым в этом мире,
сейчас мне этот мир очень тесен».
«Нет правды в твоих словах, – сказал проходящий, –
тебе тесно в просторной пустыне?»
«Если бы тут было просторно, – ответил дервиш, –
неужели бы ты наткнулся на нас?»
Если дают сотни радостных обещаний,
знай, что огонь дают с оборотной их стороны.
Что означает «твой огонь»? Это – мир, забудь его,
страшись этого огня, словно львов.
Когда пройдёшь через него, радость устремится навстречу,
затем и дом, где сможешь радоваться, пойдёт навстречу тебе.
Огонь впереди, дорога очень длинна,
тело слабо, сердце в плену и болеет душа.
Ты от всего устранился и отчуждён,
занятый лишь этим мирком.
Отдай жизнь! Слишком долго ты рассматривал мир,
поэтому не знаешь ни имени мира, ни смысла его.
Сколько ни вглядывайся – ничего не увидишь,
и довольно об этом твердить – успокойся же наконец.

Падишах и мавр

Один падишах с благородными манерами
своему мавру однажды дал фрукт.
Мавр ел с таким удовольствием,
словно в жизни ничего вкуснее не пробовал.
Видя, как мавр наслаждается,
и падишах пожелал фрукта попробовать.
«Передай ка мне половину, о мавр! – сказал падишах. –
Ибо ешь ты с заразительным удовольствием».
Мавр передал фрукт падишаху, а тот,
отведав, нахмурился: горьким был фрукт.
«О мавр, никто так не поступил бы, – сказал падишах. –
Кто же с таким наслаждением ест горечь такую?»
«О шахрияр! – ответствовал мавр падишаху. –
Из твоих рук я получил сотни тысяч подарков.
И из этих же рук получив горький фрукт,
счёл я неверным возвращать обратно его.
Каждый раз сокровище принимаю из твоих рук,
и случайная горечь не обидит меня.
Раз я у тебя в подчинении, под дарами
из твоих рук я не чувствую горечи».
Если на Его пути у тебя много страданий,
знай, что такие страдания – это сокровище.
Его дела невероятно сложны,
и что же ты сделаешь, раз так предопределено?
Те, кто знали путь и обрели зрелость души,
не ели и куска без страдания и крови своего сердца.
До тех пор пока приходилось сидеть на соли и хлебе,
без мучений сердца даже преломить хлеб не могли.

Рассказ Зоннуна

«Я шёл по пустыне, – Зоннун рассказывал, –
без посоха и провизии, опираясь на Бога.
Увидел по дороге сорок человек в штопаных одеждах,
все сорок на одном месте погибли.
Взбунтовался мой бессознательный ум,
огонь охватил бушевавшую душу.
"О Господи, что это! – сказал я, –
Скольким предводителям Ты головы рубишь?"
"Мы знаем об этом, – голос раздался, –
Сами губим и Сами платим их виру*, им".
"Сколько и скольким Ты будешь
давать столь жалкую гибель?" – спросил я.
"Пока у Меня есть вира, так будет, – голос ответил. –
Погублю, повалю его в кровь,
затем подниму и вокруг мира вверх ногами кручу.
Когда исчезнут частицы его,
исчезнут его ноги и голова, не останется тела,
преподнесу солнце счастья ему,
одену в наряд Своей красоты.
Щеки ему окрашу румянцем его крови,
усажу его на землю Своей улицы.
Когда солнце Моего лика восходит,
на Моей улице не остаётся теней"».
Когда исчезнет тень в солнце,
что останется? Бог мудрее нас с нашими мнениями о правильном.
Растворившийся в Нем освобождён от себя,
ибо, кроме Него, нельзя быть в единстве ни с кем.
Исчезай и много не рассуждай о бытии и небытии,
расходуй душу, чрезмерности опасайся.
Не известно мне большего богатства, чем
то, какое человек получает, от себя исчезая.
Не известно мне большего в мире богатства, чем
то, что колдунам фараона досталось.
Все состояние, что было в мире,
приобрели они, когда уверовали.
В тот час отделили от них душу их,
и никто больше подобного состояния не увидит.
Тогда первый шаг они в вере сделали,
а следующим шагом убрали вес свой из мира.
Никто не видел лучшего ухода за садом;
ни одна ветка не принесла более роскошных плодов!

* Вира — в исламском праве: компенсация, которую должен заплатить виновник преступления, совершённого неумышленно. К преступлениям относятся убийство, ранение или увечье.

Безумец плачет в полуночи

В полуночи заплакал некий безумец.
«Хотите знать, что есть весь этот мир? – он восклицал. –
Это – ларчик с захлопнутой крышкой, и мы под ней,
по глупости, варим свои мечты, как в котле.
Как только крышку снимает смерть,
обладающий крыльями взлетает до начала времён,
а бескрылый остаётся внутри
с сотнями бед».
Отдай птице воли крылья понятий,
дай душу уму, а душе – вдохновение!
Перед тем, как со шкатулки крышку поднимут,
стань птицей пути, вырасти крылья.
Или нет, сожги крылья, как и себя,
дабы опередить всех в полёте!

О взявшем ишака напрокат

В Каризе жил нищий,
однажды он взял ишака напрокат.
Пошел к мельнице, но уснул по дороге.
Пока он дремал, ишак убежал.
Волк задрал ишака, а затем его съел.
Наутро хозяин ишака потребовал возмещения.
Оба они прибежали
к эмиру Кариза.
Всю историю рассказали честно эмиру
и спросили у него: «Кто должен возместить ущерб?»
«Тот, кто оставил на поляне, где пастбище,
одинокого и голодного волка, – ответил эмир. –
Безусловно, Его упущение – правильное,
вам обоим следует у Него попросить возмещения за ишака».
О, сколь прекрасно Его возмещение!
Всё, что Он делает – не упущение.
Вспомни приключившееся с египтянками
из за того, что мимо них прошёл сотворенный*.
И отнюдь не странно, если у безумного
в доме изобилия проявляется состояние.
И если в этом состоянии он покинет себя,
то назад не оглянется и не посмотрит вперёд.
Говорит он только о Нём, но говорит только Ему.
Ищет что либо только у Него, находит с Его же помощью.

* Имеется в виду Йусуф и история с египтянками, в него влюбившимися.

Шейх и собака

У ног шейха разлеглась собака,
но шейх свою мантию не поднимал.
«О ты, великий, отважный, – некто спросил, –
почему не отходишь от этой собаки?»
«У этого пса грязная внешность,
и такая внешность у меня внутри скрыта.
То, что у него напоказ,
у другого внутри спрятано.
Раз я внутри – словно пёс снаружи,
как от него убежать, если это – со мною всегда?»
Если внутри ты даже немного в грязи,
то на деле ты в сто раз грязнее, ибо видишь только верхушку.
Если и мельчайшая грязь пресекает твой путь,
нет разницы, остановлен внешне горой ты или соломинкой.

Безумец танцует в горах

Жил некий безумец в горах,
проводил он с леопардами дни и ночи.
Иногда бывал он в таком состоянии,
что сойти мог с ума случайный прохожий.
Однажды двадцать дней был он в необычном состоянии*,
его состояние содержало состояние восхищенного в преддверие.
Двадцать дней напролёт
он танцевал и всё повторял:
«Оба одиноки, нет толпы,
О! Лишь радость, и вообще никакой нет печали».
Разве умирает тот, у кого сердце – с Ним?
Дай ему сердце, Друг любит, когда Ему дают сердце.
Если от радости, что Он есть у тебя, сердце заболело твоё,
навсегда право на обычную смерть ты теряешь.

* В оригинале в этом бейте трижды использовано хал.

О плакавшем при смерти

Плакал некий влюблённый, будучи при смерти.
«Отчего плачешь?» – спросили у него.
«Плачу как весеннее облако, – ответил он, –
ибо в этот час я не умираю униженно.
Если и плачу сейчас, то потому, что так нужно мне.
Разве умру я, если с Ним моё сердце?»
«Ну, если с Ним твоё сердце, – сказал его собеседник, –
прекрасной будет твоя смерть, когда ты уйдёшь».
«Тот, у кого сердце с Богом, – возразил тот, –
разве умрёт он? И смерти заслуживает?
Когда сердце даже на миг соединяется с Ним,
моя смерть представляется вообще невозможной».
Если на миг станешь обрадован этой тайной,
благородно за пределами мира окажешься.
Ставший в Его присутствии радостным
освобождён, исчезнув из существования.
Навсегда оставайся обрадован своим Другом,
дабы не остаться запертым, как все, в собственной коже.

О радовавшемся своему прекрасному Богу

«Уже семьдесят лет я рад и счастлив, –
произнёс некто из благородного рода, –
что мой Бог – прекрасен
и что есть у меня связь с Его божеством».
Пока ты занят розыском недостатков,
можешь ли радоваться красоте мира иного?
Да удастся ли вообще тебе при этом
мир иного заметить?
Сначала освободись от недостатков людей,
затем радуйся любви к полностью сокровенному.
Волос расщепишь, когда ищешь недостатки других,
а если спрошу тебя о твоих, ты – слепец.
Если ты ищешь недостатки в себе,
ты одобрен, хотя и много несовершенства в тебе.

Абу Али Туси

Пиром своего века был Абу Али*,
идущим был он в поле устремлённости и настойчивости.
Не знаю никого, кто такого же, как он,
добился бы уважения и почёта.
«Завтра с плачем люди ада, – сказал он однажды, –
смогут открыто спросить людей рая:
"Расскажите нам о радости рая и упоённости соединения,
Опишите ваше состояние в тот миг азарта!"
Ответят райские люди:
"Восторг от рая испарился в одночасье,
едва в том мире совершенства к нам
обратил свой лик Солнце красоты.
Когда Его красота приблизилась к нам,
от стыда восемь раев потемнели.
От света той дарующей жизнь красоты
не останется от рая ни следа, ни названия".
Когда о своём состоянии люди рая расскажут,
люди ада ответят:
"О избавленные от рая!
Все речи ваши правдивы,
потому что в своём мерзком месте,
хотя и огнём с ног до головы охвачены,
но познали и мы сожаление**:
мы навсегда от лица Друга оторваны.
Когда стало ясно, что угодили в беду,
от такого лица отдалившись,
зажглось пламя в наших сокрушённых сердцах
и заставило нас огонь ада забыть"».
Там, где действует пламя такое,
уже не до адских огней.
Кто в пути так сокрушённо переживает утрату,
перестанет кому либо завидовать.
Много сожаления, стонов, ран тебе нужно.
Лишь радуясь ранам, покой обретёшь.
Если ты раненым к этому макаму*** пришёл,
значит, приблизился ты к тайне души.
Если ты ранен, о мире не рассуждай.
Сожги рану и будь молчалив

* Абу Али аль Фазль бен Мухаммад (405-477 гг. по хиджре), великий суфий из местечка Фармад возле Туса, ученик Абу'ль Касима Каркани (Гургани).

** Грешники уже не раскаиваются, а лишь сожалеют о безвозвратно утраченной возможности.

*** Макам – в суфизме духовная ступень (либо стадия), достигаемая суфием в результате напряженной духовной практики.

Стоянка желания

Когда войдёшь в пустыню желания,
каждый миг сотню трудностей тебе принесёт,
каждый вздох – сотню бед.
Вертлявый попугай* здесь мухе подобен.
Годами на этом месте нужно трудиться,
ибо здесь состояния могут быть искажены.
Здесь лучше сразу бросить имущество
и проиграть своё царство.
По крови тебе придётся пойти,
придётся себя освободить ото всех.
Когда ничего явного не сохранится у тебя,
после этого сумей ото всего и сердце очистить –
когда твоё сердце от своих свойств очистится,
воссияет оно от света Его.
Лишь этот свет станет явным в сердце твоем,
желание Его в твоём сердце усилится в тысячу крат.
Если на пути идущего вспыхнет огонь
или возникнет сотня страшных стоянок,
в восторге от возможности увидеть Его
бросается он в огонь мотыльком.
В желании здесь просит о тайне,
у Кравчего своего просит глоток.
Если выпьет глоток того вина,
то забудет совсем об обоих мирах.
Мечтая тайну постигнуть,
идущий не страшится забирающего душу дракона.
Утонув в море, продолжает томиться он жаждой,
душу свою вопрошая о тайне Любимого.
Если неверие и проклятия встретит он пред собой,
впустит их – дабы ему дверь отворили,
и если ему дверь откроется, ни вера, ни неверие уже не важны:
нет ни того, ни другого по ту сторону двери.

* Вертлявый попугай – метафора, обозначающая небо и смену его цвета, вплоть до зелёных оттенков.

Замечание Иусуфа Хамадани

Иусуф Хамадани*, имам своего времени,
хранитель тайн всего света и дела знаток,
сказал: «С верху донизу невероятно много всего,
и все, что есть, дозорный осматривает».
Каждая частичка сама по себе – словно Йакуб,
потерявший Иусуфа и о нем спрашивающий.
На Его пути нужны боль и терпение,
и жизнь должна проходить в них обоих.
Но если даже ими ничего не решается,
не ропщи! Этих тайн опасайся**.
Если есть желание у мужчины, он обязан терпеть,
но у людей боли разве бывает терпение?
Терпи, если желаешь, не бывает иначе,
не обрести путь тем, кто не причастен к страданию.
Как зародыш в материнской утробе,
будь непрерывно с собой, продолжай быть с собой.
Не выходи из своей глубины ни на миг,
если вдруг захочется хлеба, то пей кровь в этот миг:
пища зародыша в утробе – это кровь,
то, что снаружи, – сплошь суета.
Пей кровь и терпи мужественно,
и обретёшь искомое через страдания.

* Абу Якуб Юсуф ал Хамадани, суфийский шейх. С его именем соотносят себя ордена «хваджаган» и «йасавийа».

** То есть не пробуй анализировать.

Стоянка любви

Затем появится стоянка любви,
пришедший сюда утопает в огне.
Здесь можно быть только огнём,
им не ставший да не наслаждается своей радостью!
Влюблённый – он подобен огню:
горяч, жгуч, непокорен.
Не должен и на миг он быть осмотрителен,
сотню миров сжигает он радостно.
Ни мгновения не думает ни о вере, ни о неверии,
нет в нём и крупицы сомнения или убежденности.
На пути его зло и добро одинаковы,
с приходом любви он не видит ни того, ни другого.
О мобахи*, не к тебе обращены эти слова,
ты – неверный, не по зубам тебе эти смыслы.
Влюблённый проиграет всё, что имеет,
и гордится воссоединением с Другом.
Иные назавтра ждут им обещанного**,
а у влюблённого в наличии здесь всё уже есть.
Пока шёлк внутри него не сгорит***,
как может он взбодрить своё сердце?
Пока не сожжёт себя полностью,
не избавится он от печали.
Он непрерывно бьётся в горючей печали и кипящих слезах,
лишь бы дойти до своего макама однажды.
Так рыба, попавшая из моря на сушу,
бьётся, пока не вернётся обратно.
Тут любовь подобна огню, а ум – словно дым,
с приходом любви ум улетучится быстро.
Уму не дано понять о любви,
любовь – это не дело ума, что всем дан от рождения.
И если ты слышал, что сразу даруется в мире ином,
то здесь увидишь любовь настоящую.
Любой листочек жив благодаря любви,
со склонённой головой, опьянённый любовью.
Если внутреннее зрение у тебя приоткроется,
все частицы мира поделятся с тобой тайнами.
Если же будешь вглядываться глазами ума,
ни единого признака любви не заметишь.
Любовь – дело попавших в беду,
любовь – дело отважных.
Ты не влюблён, потому что в беду не попал.
Ты просто мёртв и не достоин любви.
Сто тысяч людей с ожившим сердцем нужны на этом пути,
чтобы с каждым дыханием сто своих душ дарили они!

* Мобахи – намеренно не соблюдающий шариат, а также человек, не признающий ничего запрещённого.

** Подразумевается ожидание рая.

*** В оригинале труднопереводимая игра слов и метафора одновременно. Аттар уподобил человека шкатулке, в которой находится смесь рубина, пепла шёлка, золотой пыли и других ингредиентов. Смесь называлась мофаррех, название это образовано от фарах, что означает «бодрость». Смесь изготавливалась из перечисленных веществ, затем шёлк и то, что могло гореть, поджигалось. После сгорания всё, уже перемешанное, было готово к употреблению. Смесь имела довольно широкое распространение в то время и использовалась в качестве тонизирующего средства, для этого её нужно было вдыхать.

Стоянка познания

Затем перед оком предстанет
познание безначальной и бесконечной пустыней.
Никого не найдёшь, кто в этом месте
не заплутал бы из за множества троп.
Ни один путь в нём не похож на другой,
последовавший за телом получит одно, за душою – другое.
И душа, и тело от недостатков и совершенств
непрерывно приходят то в упадок, то в возвышение.
Раз появились разные пути,
разделятся идущие по мере своего изъяна.
Годится ли на этом добром пути больной паук
слону в спутники?
Каждый странствует по мере своих совершенств,
приближённость каждого определяется его состоянием.
Летящая муха, так мухой и оставаясь,
разве догонит сарсар*?
Раз полёты оказались столь разными,
ни одна птица не станет другой птице спутницей.
Познания оказались здесь разными,
один нашёл себе михраб**, другой – идола.
Когда взойдёт солнце познания
в небе этого высочайшего пути,
каждому по своему глаза откроются,
и, поистине, каждый найдёт свою высоту.
Тайна частицы для него откроется,
мир огня для него станет садом.
Он увидит ядро изнутри, не со стороны скорлупы,
и не найдёт там, кроме Друга, даже частицы иного.
Начнёт он постоянно созерцать лик Его,
будет непрерывно все уголки Его улицы видеть.
Сотня тысяч сокрытых тайн вдруг
явят себя, солнцу подобные.
Сотни тысяч людей непрерывно теряются,
дабы один стал обладателем тайн.
Здесь нужен совершенный, с дивной душой,
чтобы смочь нырнуть в это глубочайшее море.
Если благодаря познанию тайн у тебя появится радость,
то и каждый новый миг принесёт тебе новый восторг.
Жажда совершенства означает
здесь готовность отдать сто тысяч жизней ради Него.
Если дотянешься до Высочайшего Трона,
утони в море познания, иначе – сядь в трауре.
О спящий, если радость тебе не нужна,
отчего же в трауре ты не сидишь?
Если от воссоединения с Любимым нет радости,
то встань и грусти от разлуки.
Если не видишь Его красоту,
не сиди! Встань, ищи тайну.
Если нет знания у тебя, разве не стыдно тебе?
Сколько можно быть ишаком без узды?

* Быстрый, часто ураганный ветер.

** Михраб – ниша в стене мечети, часто украшенная двумя колонами и аркой, указывающая киблу, то есть направление, где находится Кааба в Мекке. Считается, что стоять перед михрабом — все равно что стоять перед богом.

Мнение Йусуфа Хамадани о бытии

Иусуф Хамадани, знаток пути,
с чистым сердцем и просвещённой душой,
говорил: «Веками живут, чтоб подниматься до Высочайшего Трона,
затем вновь спускаться к покрытому трону.
Но всё, что было, что есть и что будет,
и добро, и зло, и всё до крупицы,
всё это – только капля от моря существования,
а бытие есть дитя небытия. И что же дальше?..»
Не так эта стоянка проста, о умник,
из за твоей недалёкости она простой кажется.
Даже если кровь твоего сердца путь сделает морем,
ты дальше своей текущей стоянки не сдвинешься.
Если у тебя каждый шаг по пути был размером с вселенную,
вглядись ка: всё это было твоим первым шагом.
Ни один идущий конца дороги не видел,
от этой боли излечения никто не нашёл.
Если крепко стоишь, словно камень,
то будешь либо мертвецом, либо тушей.
Если ты бегун, не останавливающийся никогда,
то удара в колокол не услышишь до наступления вечности.
Тебе не уйти, тебе не остаться,
и нет пользы ни в смерти твоей, ни в рождении твоём.
Где ж твоя выгода, раз у тебя непомерные трудности?
Что проку в тебе, если сложны дела у тебя, и нет мастера?
Жди и терпи, о молчаливый,
прекрати хотеть всё понять, но тем не менее стремись к пониманию.
Брось делишки свои, трудиться начни.
Не считай тобою сделанное значимым, но многое делай.
Пусть будет у тебя результат в форме дел этих,
на тот случай, если они имеют значение,
а если дела веса там не имеют,
у тебя будет избыток времени, чтобы ими заняться.
Отставь заботы свои.
Это означает «сделать и не сделать»,
ибо не распознаешь ты дело. Его «знать» нет возможности:
чтобы узнать работу, надо ею заняться.
Смотри на состоятельность, но взгляни и на самодостаточность,
неважно, о весёлом поёшь ты или плачешь о грустном*.
Молния состоятельности сюда так ударила,
что от её удара сгорела сотня миров.
Сотня миров рухнула здесь на землю,
но и вообще без мира на этой стоянке не страшно.

* То есть не имеет значения типология личностей, характеров и т.п.

Стоянка единобожия

Следующей будет стоянка единобожия,
это – стоянка тафрид* и таджрид**,
когда приходят в эту пустыню,
то все испытывают одно состояние.
Увидишь большое количество или малое*** –
всё это числом «один» измеряется.
Сколько ни множь один на один,
результатом всегда получишь один. Вот и всё.
Но этот «один» – не Единый,
наверняка ведь ты так и подумаешь.
Если Тот – вне границ измерений и чисел,
то забудь об изначальном и бесконечном.
Если утеряно изначальное, и если бесконечность – вечная,
то остаётся ли что то меж ними?
Но если всё это**** оказывается ничем, пустотой,
то выходит, что всё это – лишь пустой лабиринт.

* Полный отказ от себя.

** Полная отрешённость от мира, очищение сердца от преходящего, ради того чтобы посвятить себя Богу.

*** Например, много или мало людей по численности.

**** Здесь «всё это» означает обычную жизнь. В оригинале во второй строке этого бейта использовано слово «виток», «завитушка», и мы решили передать его значение сочетанием «пустой лабиринт». – Прим. изд.

Суфий расспрашивает безумца

«Что есть мир, опиши его», –
спросил некий суфий безумца.
«Этот мир полон позора и славы,
словно воск, окрашенный сотней красок», – ответил тот.
Если кто-то руками сомнёт этот воск,
разумеется, неокрашенный воск вновь получится.
Раз всё это – только воск,
уходи, за этими красками нет ничего, кроме воска.
Раз всё – в единстве, и нет двойственности,
здесь не уместны уже ни «я» и ни «ты».

Мавр из Серахса

«О Боже! Я стар, удивлён, потерял я дорогу, –
сказал мавр Серахси. –
Когда раб состарится, его обрадуют,
напишут о его свободе приказ и отпустят его.
Побелели, как снег, мои чёрные волосы
в твоём рабстве, о Падишах.
Я – замученный раб, обрадуй меня,
я постарел, дай приказ о свободе».
«О ты, приближённый к Каабе, – некто сказал, –
у того, кто хочет от рабства избавиться,
должны исчезнуть его ум и долги, причём вместе.
Брось этих двоих и шагай!»
И мавр вдруг воскликнул:
«О Боже, непрерывно хочу Тебя,
ни ум, ни долг не нужны мне, и всё!»
Затем он забросил дела и стал сумасшедшим,
возликовал и хлопал безумно в ладоши.
«Не знаю сейчас, кто я! – он восклицал, –
я уже не раб, но кто я?
Рабство исчезло, не осталось свободы,
в сердце не осталось ни крупинки горя и радости.
От качеств очистился, но не остался без качества.
Я – ариф без марифата!*
Уже не знаю о том, что "Ты есть я", или "я – это Ты",
ибо в Тебе я исчез, и нет больше двойственности».

* То есть «знающий, но без познания». Ма'рифат, пли ирфан – духовное, мистическое познание.

Стоянка изумления

Затем ты остановишься в пустыне изумления.
Непрестанные сожаление и боль переполнят тебя.
Каждой вздох вонзится в тебя подобно шипу,
с потерей связан каждый проведённый здесь миг.
Дни и ночи стонешь, болеешь и рыдаешь,
и не будет тебе ни дней, ни ночей.
Кровь польётся с корня каждого волоса,
но уже, увы, не от ран от шипов.
Здесь идущий – то угасшее пламя,
то от боли растаявший лёд.
В изумлении он приходит сюда,
удивлённый, перепутав дорогу.
Всё, что прежде думал он о единстве,
исчезает, как и он сам.
Если спросят идущего: «Пьян ты или трезв?»,
не окажется здесь его, чтоб ответить «да» или «нет».
Он будет и внутри, и снаружи,
и рядом, и заметен, и скрыт.
Вечен он или тлен, или – сразу и вечность и тлен,
или не прах и не вечность, или сам это он, иль не сам?
Ответит: «Я не знаю вообще ничего,
и о слове "знать" мне ничего не известно.
Может, влюблён я, но не знаю, в кого.
Не мусульманин я и не габр, но кто я?
И о своей любви ничего мне не ведомо:
переполнено сердце любовью или совсем оно опустело».

Суфий и потерянный ключ

Суфий, проходя, услышал, как
некто восклицает: «Потерял я ключ!
Не находил ли кто здесь ключа?
Ибо дверь заперта, а я на улице!
Как мне быть? Если моя дверь заперта,
что делать, неужели навсегда здесь сесть удрученным?»
«Кто подучил тебя сожалеть? – спросил его суфий. –
Раз знаешь, где дверь, уходи, пусть побудет закрытой.
Но если останешься возле закрытой двери надолго,
безусловно, кто то и отомкнёт тебе дверь».
Твоё дело простое, а моё – посложнее,
горит от удивления моя душа.
У моего дела нет ни начала, ни конца,
никогда не было у меня ни ключа, ни двери.
Прекрасно было бы, если суфий, сильно стараясь,
и нашёл бы дверь, закрытую или открытую.
Людям ни до чего нет дела, кроме воображения,
что есть состояние, никому неизвестно.
Кто скажет тебе, как мне быть? Нет, лучше скажи, как не быть –
если доселе поступал неким образом, то прекрати!..
Попавший в пустыню изумления
каждый миг испытывает бесконечное сожаление.
Но до каких пор терпеть удивление и сожаление,
и раз потеряны следы, как их мне найти?
Я не знаю, а хорошо б знать,
ибо если бы знал, изумлённым бы стал.
Тут моя жалоба превратилась в благодарение.
Неверие стало верой, а вера – неверием.

Стоянка нищеты

После этого следует пустыня нищеты.
Разговоры о ней не одобрены.
На самом деле это стоянка забвения,
в ней есть хромота, глухота, отсутствие чувств.
Увидишь, как из за одного солнца потеряны
будут сотни тысяч твоих вечных теней.
Когда Великое Море приходит в движение,
уцелеют ли на его поверхности образы?
Оба мира – лишь образы этого моря.
Кто рассуждает иначе – умалишённый, и всё.
В Великом море исчезнувшие
Там остаются, навеки в покое потеряны –
сердце наполняется в этом море покоем,
не обретая ничего, кроме исчезновения.
Если вернуть его из забвения,
увидит он сотворенное как оно есть,
откроется тайна ему.
Зрелые идущие и мужчины пути,
на арену боли попав,
с пути, бывает, на первом шаге сбиваются.
Второго они уже не предпримут,
поскольку на первом все заблудились.
Считай их неодушевлёнными, хотя и люди они.
И алойное дерево, и дрова, прогорая,
оставляют лишь пепел.
Хотя по форме они одинаковы,
но слишком разнятся по качеству.
Грязь, исчезая в Великом море,
по своему качеству останется мерзкой,
а чистый, погружаясь в Великое море,
и в воде чистоту и красоту сохранит.
Он Им не будет, и он будет Им.
Возможно ли это понять?
Это находится за гранью ума, вот и всё.

Ещё о Маджнуне

«Если вдруг все на земле, – сказал Маджнун, –
примутся непрерывно мне славословить,
то не нужна мне никакая их похвала.
Пусть Лейла меня выбранит,
это станет мне похвалой, вот и всё!
Одно её ругательство лучше сотни похвал,
имя её превосходит обладание всеми мирами».
Я сказал тебе о своей вере, о дорогой,
если это меня и унизило.
Говорят, когда молния Величия бьёт, открываясь,
то истребляет все души.
Так что проку душе гореть сотней рыданий,
какова от возвеличивания или принижения польза?
Но толпы сгоревшие крикнули:
«Вот наши души и восходящий огонь!..»
Как мотылёк может сбежать из огня,
если он находится в нём?
Хотя воссоединение с Другом нам не удастся,
но загореться то можно, и вот тебе дело.
Раз нет возможности достичь желаемого,
не остается ничего кроме совершенного уничтожения.

Эпилог

О Аттар! Ты разбрасывал в мир
сотню тысяч благоуханных тайн каждый миг.
Твой аромат наполнил пространство до всех горизонтов,
все влюблённые в мире пришли в восторг от тебя.
То веди речь о любви, что суждено человеку иметь,
то играй музыку, для влюблённых написанную.
Твои стихи – капитал для влюблённых,
влюблённым они непрерывно дают состояние.
Читатель, для тебя завершается описание логики птиц
и их макамата,
словно исчезает свет закатного солнца.
[Сам не пойму, это – макамат пути удивления?
Или это – сборник скитальчества?]
С болью погрузись в этот сборник,
оставь жизнь и выходи в это поле,
в котором жизнь исчезает,
и даже само поле теряется.
Если ты идёшь по нему без страдания,
не различишь ты в нём даже пыли.
Раз конь твоей боли сделал шаги,
то не дай ему шагать лишь для удовольствия,
учись разочарование превращать в свою пищу,
ибо иначе не оживёт твоё удивлённое сердце.
Покупай себе боль словно лекарство,
в двух мирах лекарства душе – твоя боль.
О мужчина пути, не взирай на мою книгу
высокомерно, словно на пустые стихи.
Читай мой сборник, переживая страдания,
чтобы из сотни мук поверить только одной.
Тот до Него докатит мяч счастья,
кто от страдания идёт в эти строки.
Брось праведность, брось простоту,
требуются боль и несчастья.
Пусть тот, у кого боль возникла, не находит лечения,
а тот, кто хочет лечения, пусть не обретает души.
Нужен мужчина, жаждущий, голодный, лишающий себя сна,
не утоляющий жажду до обретения вечности.
Болью этих слов не пронзённый
не поймал и пылинки с дороги влюблённых.
Тот, кто это прочёл, может стать мужчиной пути,
тот, кто постиг этот смысл, способен путём обладать.
Люди внешнего утонут в моих словах,
но люди смысла – мужчины моих тайн.
В этой книге – укрепление времён,
в ней польза и аристократии, и толпе.
Если приступил к чтению замёрзшим, как лёд,
прочтя, с превосходным настроем вырвешься из за завесы.
Моя проза обладает чудесной особенностью
каждый миг дарить благо.
Если тебе удастся её перечесть несколько раз,
несомненно, с каждым разом она тебе будет всё больше нравиться.
Она свежа, как невеста в нежном наряде, с которой
фата поднимается постепенно, и не иначе.
До Судного Дня ни один безумный, кроме меня,
не доверит бумаге то, о чём я пишу.
Рассыпаю жемчуга со дна моря правды,
закончил я речь – пред тобой этому знак!
Если много себя буду расхваливать,
вряд ли кто одобрит мою похвальбу.
Но справедливый знает мне цену,
ибо не скрыть свет моего полнолуния.
Чуть-чуть намекнул о своём состоянии,
но знающий речь, вне сомнений, оценит.
То, чем я головы людей посыпал,
увековечит меня, если умру, до Судного Дня.
Уста людей до дня отчёта
будут это хранить, и достаточно такой памяти.
Если уничтожатся эти девять кругов,
ни точки из этих писаний не будет утрачено.
Если тебе укажет на путь эта книга,
затем приподнимет занавес перед тобой,
то, обретая покой в этой памяти,
проси молящегося при молитве вспомнить меня.
Я рассыпал цветы из тайного сада,
о друзья, добрым словом вспоминайте меня.
Каждый герой в этой книге
показал себя, как он есть, и прошёл.
Несомненно, и я, вслед за ушедшими,
показывал спящим птицу души.
Эти слова, даже если спал долгую жизнь,
сердце сразу разбудят тайной своей.
Знаю наверняка, принесёт плоды моё дело,
закончатся мои горе и болезнь.
Сжигал себя, словно лампаду,
пока не вспыхнул весь мир, как свеча.
Заполнен дымом лампады мой ум,
я – свеча рая, доколе покрываться сажей лампады?
Потерял я дни, ночами нет сна,
из за огня сердца не осталось воды в печени.
Говорю сердцу своему: «О, болтун!
Когда же прекратишь говорить, молчи! Ищи тайну».
«Я окунуто в огонь, не приставай! – ответило сердце. –
Сгорю я, если буду безмолвствовать!
Сотней образов бурлит море души,
как при этом молчать даже час?»
Этим я никому не хвастаюсь,
занят я этим ради себя самого.
Сердце полнится болью,
но не по плечу мне сказать обо всём, и не пора ль прекратить?
Но всё это присказки о тщете,
дело мужчин очищено от хвастовства.
Когда сердце занято суетой,
на что годится оно, став болтуном?
Много раз надо эту душу отбросить
и разочароваться в этой тщете.
До каких пор море души будет кипеть?
Душу бросить придётся и замолчать.

Вопрос пира, идущего по пути

Шёл по пути некий пир, предводитель,
увидел сонм ангелов.
В большом ходу был там один вид монет,
и ангелы выхватывали их друг у друга.
Шейх спросил ангелов:
«Что за монета, расскажите, в чем дело?»
«О пир пути, – ответила духовная птица, –
шёл здесь некто, заболевший путём,
из чистого сердца его вырвался вздох,
и, проходя, омыл он тёплыми слезами дорогу.
И теперь мы за эти тёплые слёзы и прохладный вздох,
что на пути боли вырвались, друг с другом соперничаем».
О Боже! У меня много стонов и слёз,
если ничего больше нет у меня, хоть это есть точно.
Если положены там слёзы и стоны,
то в наличии этот товар у раба.
Очисти же двор моей души стонами,
затем омой тетрадь мою слезами моими.
Иду, заблудившийся, не нашедший дорогу,
и сердце только черноту обрело, подобно демону.
Будь вожатым моим, смой и тетрадь мою,
и оба мира со скрижали моей души.
Из за Тебя бесконечна боль в моём сердце,
и если есть душа у меня, то стыдно мне пред Тобой.
Проведя жизнь в печали из за Тебя,
я желал бы ещё сто таких жизней.
Пока текла моя жизнь в горе из за разлуки с Тобой,
каждый миг я переживал всё новую боль.
Из за самого себя среди сотни мук могу я остаться,
так удержи мою руку, о Подающий мне руку!