СОТОВЫЙ СВОД: МУКАРНЫ В ИСЛАМСКОМ ЗОДЧЕСТВЕ
Кирилл Степанян
Мукарны (сталактитовые своды) использовались прежде всего в сакральной архитектуре, но их можно встретить и в светских зданиях. Такая находка не оставила равнодушными и Европу с Латинской Америкой.
Мукарны (مقرنص) часто интерпретируются как сталактитовые структуры. Приоритет отдаётся художественной и символической (о чём говорит этимология арабского названия) имитации сотовых и восковых структур. При этом сохраняется общее впечатление некоего грота (ниши).
Сложно проследить происхождение этого элемента архитектуры Исламского мира. Однако известно, что впервые они появляются примерно в середине Х века практически одновременно в Африке (Магрибе) и Иране (Персии) [1]. Существует несколько локальных направлений в этом искусстве [2].
Пчёлы, роение, соты со времён неолита являются одними из наиболее распространённых метафор и сакральных символов. Потому особенно интересна их репрезентация в исламе, где сами пчёлы не изображаются (в отличии от западнохристианского и позднее западноевропейского зодчества и эзотерической символики). Но использование сотовых структур достигает вершин, сопоставимых с более поздней готической орнаменталистикой. Последняя интересовалась скорее сотканием каменного кружева и вплетением растительного мотива в формы, высеченные из камня.
Это воплощённое совершенство форм невозможно описать обыденным языком. Паттерн сотовых сводов представляет одновременно идею симметрии. Упорядочивающий принцип распространяется из центра. Он пробуждает идеи космологических (связанных с устройством мироздания) и космогонических (связанных с его зарождением) принципов. Например, эманация — распространение запредельного через истечение в высвобожденное и подготовленное для формирования сущего пространство.
Ещё одна идея — фрактальное воспроизведение первичной структуры в меньших её частях. Это также намекает на известные идеи соответствия большого и малого: макрокосма и микрокосма, человека и космоса. Стоит упомянуть идею медоносного изобилия, достигаемого упорным трудом согласно предназначению, и идею совершенства природных и рукотворных форм, гармонизированных в сводах сакрального пространства.
На этом примере мы видим, как из запредельной точки волны силы, упорядочивающей материю в формы, расходятся в пространстве творения. По краям этого расширения теснится материя в сталактитовых формах. Это должно, вероятно, представить идею ограниченности космической пещеры, разомкнутой теперь сиянием животворящего источника.
Сотовый свод соседствует с растительными узорами, сплетающимися в сложнейшем орнаменте арабесок. Это продолжает идею непрерывного прорастания и цветения всепроникающей жизни. А запрет изображения человекоподобных и зооморфных образов (которые всё же иногда незаметно вплетались в растительные мотивы) заставляет вспомнить о принципиальной непознаваемости Аллаха, не имеющего чёткого образа.
Существует мнимый контраст между геометрическими формами живого мира и низкими (профанными) формами стихийной городской застройки. Он подчёркивает условность разделения сакральных пространств храма и космоса, искажённых мирским пространством с его склонностью к хаосу и распаду. В любом случае, мечети предстают перед жителями городов как сияющее пространство, размыкающееся изнутри в вечность, где человечество роится и выстраивает свои «ульи» согласно высшим принципам гармонии.
Иногда выделяющийся из орнамента острый конус-щуп или подобный еловой шишке выступ навевают мысли о концепциях сверхчувственного восприятия, направленного вовне. Исаак Ньютон, например, в своих опытах пришёл к мысли о том, что вселенная возникает в качестве сенсориума Божества, в котором поступающие по различным каналам чувств образы объединяются в целостный образ сущего. [3] А ведь во время танца кружащих дервишей таким экстатическим центром выступает сам дервиш!
Сталактитовые формы, в отличие от сотовых и восковых, больше актуализируют идею минерализации, кристаллизации и переходов от неживой материи к живой, от растительной к животной жизни. Наиболее полно вне исламской архитектуры эти мотивы использовал стиль ар-деко.
Как уже говорилось, мукарны были заимствованы соседними культурами и цивилизациями. Так, в армянском христианском зодчестве их тоже начали использовать как декоративные элементы.

«Сталактиты — это глубокие вырезы преимущественно в нависающих частях, оформленные рядами одинаковых орнаментальных групп из трилистников с увеличенными средником. Они составлены из заглубленных сводиков, суживающихся желобков, овальных, ложчатых и стрельчатых вырезов, образующих на стыках многочисленные рёбра. Этот орнаментальный рельеф отдалённо напоминает сталактитовые наплывы на сводах пещер. Причудливая игра светотени смягчается множеством углублений под разными углами в сочетании с направлением рёбер к источнику света. Это богатство пластических переходов прекрасно учитывалось мастерами». [4, с. 102-110].
Автор продолжает в контексте христианской архитектуры: «Возможно, что именно стремление смягчить игру светотени в крупных масштабах заставляло срезать прямой угол в капителях. […] Сталактиты были очень распространены в порталах, на низких углах кубовых капителей колоннад, в арктурах углов зданий, в уступчатых карнизах арок, особенно при украшении притворов». [4, с. 110].
Вашингтон Ирвинг в эссе «Альгамбра» (1840) описывал своды так:
«Отличительной особенностью Альгамбры, как и мусульманского декоративного искусства в целом, является использование элементов, которые арабы называют мукарнами, а европейцы — сталактитами. Похожие на пчелиные соты, они свисают рядами с карнизов, потолков и арок, создавая удивительную игру света и тени. Кажется, что солнечные лучи, отражаясь от тысяч мелких поверхностей, поглощаются этим своеобразным орнаментом. Создаваемый эффект трудно не заметить, рассматривая своды зала Двух Сестёр». [5]
Мукарны также описываются как трёхмерная декорация. Однако в уникальном коническом шатрово-пирамидальном куполе Мавзолея Зубайды в Багдаде можно увидеть как будто «обратную перспективу» сотового свода. Это уже не ниша, а наружное строение, отлитое как цельная гроздь, дополняющая незанятое пространство сотовых сводов. Внутри же мы обнаружим купольный свод с россыпями световых проёмов, имитирующих симметрично раскрывающиеся светила.
Несмотря на всю глубину гения, способного задумывать и создавать такие геометрические орнаменты в объёме, производство сотовых сводов не требовало чрезвычайных затрат и времени мастеров.
Вашингтон Ирвинг так описывает процесс в эссе «Ажурная вязь Альгамбры»: «Неопытному глазу лёгкие рельефы и причудливые арабески, украшающие стены Альгамбры, кажутся плодом неспешной и кропотливой работы. Также поражает их неисчерпаемое разнообразие и гармоничность, особенно своды и купола. То ли сотовые, то ли разрисованные изморозью — сталактиты и висячие орнаменты привлекают наблюдателя изобретательностью узора.
Удивление проходит, когда обнаруживаешь, что всё это — лепнина: алебастровые плиты, отлитые в изложницы и мастерски пригнанные в разные узоры. Этот способ облеплять стены арабесками и штукатурить своды был изобретён в Дамаске и усовершенствован марокканскими арабами. Сарацинское зодчество обязано им многими своими шедеврами и капризами.
Весь этот сказочный ажур был произведён хитроумно и в то же время просто. Голые стены расчертили в клетку, как делают художники-копиисты, затем — кругами. Сечения прямых и косых линий образовывали бесконечно капризные и вместе с тем одинаковые узоры. По этой канве работалось быстрее». [5]
Титус Буркхардт раскрыл особо интересный аспект обустройства сакрального пространства. В одной из мечетей мусульманин, касаясь лбом зеркального пола, созерцает Божественный космос, касаясь его земного отражения. Так ислам («покорность») будто увенчивает верующего совершенным образом вечности. Буркхардт говорит об этом так:
«Кульминационная точка исламской молитвы, когда лоб распростёртого на ковре верующего касается зеркальной поверхности, отменяет контраст высоты и глубины и делает пространство однородным и единым, без особого направления». [6]
О самих сотовых сводах этот исследователь говорит следующее: «Исламская архитектура не стремится полностью нейтрализовать тяжесть камня, сообщая ему движение вверх, как делает это готическое искусство. Статическое равновесие не требует движения, но грубый материал как бы истончается и становится прозрачным благодаря высеченным арабескам. Резьба в форме сталактитов, полостей и пустот подставляет под свет тысячи граней и придаёт камню и штукатурке свойства драгоценных камней» [6].
Он продолжает на примере той же Альгамбры:
«Например, аркады двора Альгамбры или некоторых мечетей северо-западной Африки совершенно недвижимы и при этом кажутся сотканными из сияющих вибраций. Подобно свету, они созданы прозрачными. Можно сказать, что их сокровенное вещество — не камень, а Божественный Свет, творческий Разум, что живёт во всех творениях».
Литератор Гай Гэвриел Кэй очень удачно и наиболее полно выразился о мавританской архитектуре: «Красота, ранящее сердце». Мукарнами вдохновлялась Лорина МакКеннит при создании на андалузском «перекрёстке культур» своего шедевра «Nights From The Alhambra». Под их сенью кельтский гений оказался органично созвучным мелодии, которая присуща этой земле со времен появления здесь мавров.
Душа трепещет при виде леса колонн или шевеления тени от орнамента решеток на поверхности воды в покоях Альгамбры. В каждом сотовом своде перед нами разыгрывается картина гармонизации Творения и исчезающее в точке граничного зрительного восприятия запредельное. Здесь же каждый раз утверждается принцип вечности и поддержания сущего в гармонии, стремящийся к выражению бесконечного в конечном.
Источник: https://www.prostranstvo.media/sotovyy-svod-mukarny-v-islamskom-zodchestve/