К ВЫСОТАМ СПЕШАЩИЕ  (новеллы)

Путник медленно шел по глубокому снегу, с трудом преодолевая напор холодного встречного ветра, несущего мелкие, режущие лицо льдинки. Колючий ветер забирался и под промерзшую одежду, давно уже не обогретую ничем, кроме тела самого Путника, много дней не знавшего крова и очага, воды и хлеба.

Вокруг были только снег и мгла. Но глаза измождённого Путника различали вдали высокую гору, вершину которой заливали мерцающие в тишине звезды. Казалось, что свет от звезд тоненькими ручейками стекает к вершине горы и там объединяется в мощный искрящийся поток.

И вдруг, две ближайшие к вершине звезды сорвались с неба и стали приближаться к Путнику. Еще несколько мгновений – и эти звезды превратились в глаза белой, совсем белой, лошади, остановившей свой бег в двух шагах от Путника. Совершенная белизна делала ее почти неразличимой на фоне снежной пустыни.

Путника не удивило столь необычное появление Лошади. Удивительным для него было только его собственное спокойное отношение к столь необычному явлению.

Он объяснил это своей чрезмерной усталостью. Это же объяснение он приложил и к полному отсутствию удивления человеческой речью Лошади, когда услышал обращенный к нему вопрос:

– Куда держишь путь, одинокий странник?

– Я направляюсь к единственному, что манит меня – к вершине той горы, с которой ты спустилась, – ответил Путник, отважившись взглянуть в глаза-звезды Белой Лошади.

– Это гора зовется смертью, – очень тихо произнесла Лошадь, прикрыв глаза, чтобы не ослепить Путника.

– Что мне за дело до ее названия, если ее вершина ближе всего к звездам. Ничто земное больше не влечет меня, ничто не держит меня на земле.

– Но от вершины горы до звезд неизмеримо дальше, чем до вершины от подножия ее. А ведь и до подножия горы еще надо дойти. Хватит ли сил? Это были слова Лошади, то ли его собственная мысль – Путник не смог различить.

– Ты поможешь мне? – обратился он к Лошади. – Твой бег от вершины до меня занял мгновения.

Лошадь подняла голову вверх, к звездам, как будто оценивая расстояние. Затем, обратившись к Путнику, произнесла:

– Путь вверх, еще и с грузом, – сложней и длинней, чем вниз прыжок. К тому же, к подножию горы ты должен сам дойти, хоть и уставшими ногами. Ну, разве что, держись за гриву.

Путник благодарно погладил шею Лошади, крепко ухватился рукой за совершенно седую, серебристую гриву, и они пошли – Путник и Белая Лошадь. Там, где ступала нога Путника, оставался глубокий след в снегу. Следов Лошади не было видно.

Долог был переход к подножию горы, но и он, как все дороги земные, подошел к концу.

У самого подножия горы свет глаз Белой Лошади неожиданно для Путника выхватил из окружающей тьмы силуэт еще очень молодого человека и тропинку, ведущую вверх. Путь юноше, явно стремившемуся ступить на эту тропу, преграждало множество людей, протягивающих к нему руки.

Путник заметил, что к человеку тянутся не только руки, но и разноцветные нити, которыми он был, как будто соединен с препятствующими ему людьми.

Юноша метался между ними, пытался обойти то слева, то справа, то прорывался между ними, но все больше запутывался в паутине цветных нитей и казался Путнику птицей, пойманной в сеть.

– Что хотят эти люди от юноши? – спросил Путник у Лошади.

– Возврата долгов, – тихо ответила Лошадь и, помолчав, добавила, – он очень удлинил свой путь. Но твоя тропа не эта.

Лошадь повернула голову и осветила глазами-звездами другую узенькую тропинку, круто убегавшую вверх между острых камней.

Путник вступил в круг света, созданный лучами, льющимися из глаз Лошади, и тут же увидел мальчика, протягивающего к нему руки. Приглядевшись, Путник разглядел голубую нить, соединявшую его и мальчика.

– Что должен я тебе, малыш?

- Любовь! – прошептал мальчик, и две слезы скатились по его бледным щекам.

– Но когда я успел задолжать тебе? Ведь мы даже не встречались.

– Встречались. Ты забыл. Мы росли в одном дворе. Только ты был здоровым и сильным, а я больными и слабым. Я долго болел и не мог выходить из дома. Главным моим развлечением было наблюдать в окно, как вы, мальчишки, резвитесь и играете.

Ты был самым сильным и смелым. Ты был лучшим во всех играх и состязаниях. Ты всегда побеждал и был вожаком, и я полюбил тебя. Я мечтал о дружбе с тобой.

Когда я выздоровел и смог выходить на улицу, я подошел к тебе. К кому же мне было подходить с просьбой принять меня в вашу игру, как не к тебе?

Но ты засмеялся и сказал, что обойдетесь без "сопливых". И все остальные тоже только посмеялись надо мной. Ведь ты был вожаком. Так я и рос один, без друзей, долгое-долгое время.

Глаза Путника опечалились. Он присел на корточки и взял тоненькие детские ручки в свои большие обветренные руки странника:

– Давай поиграем с тобой. Столько, сколько ты захочешь, и во что захочешь.

Мальчик грустно улыбнулся:

– Уже не получится. Ты стар, я юн, и у нас теперь разные игры.

– Но когда же я смогу отдать тебе долг?

– Когда-нибудь, когда вернешься.

– Куда? В детство? – спросил изумленный Путник.

Но спрашивать уже было не у кого. Мальчик исчез. Мальчик исчез, но голубая светящаяся ниточка осталась. Ниточка, протянувшаяся куда-то вдаль и теряющаяся за пределами видимости.

Путник в задумчивости прошел еще несколько шагов по глубокому снегу и неожиданно оказался на весенней полянке, утопающей в солнечных лучах, зелени травы и наполненной хрустальными звуками ручьев.

Сначала он увидел исходящую из него самого розовую светящуюся нить, а затем и её, ту, к которой эта нить тянулась. Ее он узнал сразу. Она была такой же юной, как и много-много лет назад.

Такой же юной и такой же незабываемо прекрасной. Именно такой он помнил ее всю долгую жизнь. Она сидела у ручья, протянув к нему свои прекрасные, родные руки. Путник, сам того не замечая, опустился перед ней на колени и уткнулся лицом в ее теплые, пахнущие весной ладони.

– Я знаю, что должен тебе. Любовь! – немного дрожащим голосом произнес Путник, – Но я любил тебя всегда. И тогда, когда мы были вместе, и потом. Всю жизнь.

Ты же знаешь, что я не мог остаться с тобой не потому, что не любил, а потому что дело, которому я себя посвятил, было для меня превыше всего. Вело меня желание помочь всем людям, человечеству. И ты знаешь, что мои труды, действительно, помогли очень многим людям. Пускай не всем, но многим.

Она молчала. Он поднял голову и посмотрел в ее глаза, как и прежде погружаясь в этот калейдоскоп искрящихся огоньков, увлекающих вглубь.

В них не было ни осуждения, ни упрека, ни даже печали. Только любовь, забота и нежность. И эта нежность прозвучала в ее словах:

– Ты помог многим людям, но многих и не заметил. Ты смотрел вдаль, а тех, кто был вблизи, не видел. А ведь и им нужна была твоя помощь и любовь. И, возможно, только ты и мог им это дать.

– Я больше не оставлю тебя, я навсегда останусь с тобой здесь, – с горячностью произнес Путник.

– Это невозможно! – с грустью произнесла она, поглаживая его, как ребенка, по седой голове, – Ты здесь, а я там, – и она стала медленно таять, растворяться в воздухе.

– Но мы еще встретимся?! – крикнул он.

– Обязательно... – донеслось откуда-то издалека, куда тянулась розовая светящаяся ниточка.

Каждый шаг приносил Путнику новую встречу и выявлял новую светящуюся ниточку. И когда Белая Лошадь, о которой уже почти забыл Путник, погрузившийся в переживания новых встреч, ткнулась мордой ему в плечо, он был похож на радужный шарик, от которого вдаль тянулось множество разноцветных нитей.

– Садись на меня. Теперь я понесу тебя, –- услышал Путник, повернувшись к Лошади.

– Но нити тянут меня назад. Хватит ли у тебя сил преодолеть силу их притяжения?

– Вернее было бы спросить, хватит ли их у тебя. Я буду пользоваться твоей силой. Силой твоих мыслей. Мыслей, которые ты порождал, когда забывал о себе. Мыслей, несущих красоту и гармонию, любовь и сострадание. Они теперь и понесут нас. Сколько ты накопил за всю свою жизнь, настолько высоко мы и сумеем подняться. Садись и не оглядывайся.

Путник, больше не раздумывая, вскочил на Лошадь, и они понеслись. Понеслись в вихре мыслей. Сильнейший ветер, казалось, срывал с Путника кожу, да и самое тело, и не одно.

Путник так плотно приник к спине Лошади, что теперь они были неразделимы. И в этом миг ветер стал попутным, а затем Путник ощутил свое единство с ним.

Теперь он сам был ветром, а ветер – им. И этот ветер стал видимым, слышимым, осязаемым, обоняемым и имеющим свой вкус.

Вернее сказать, отдельные чувства и ощущения вообще исчезли, и появилось какое-то новое единое восприятие. Все воспринималось светозвучащим, ласкающим, ароматным.

И эта всепроникающая ароматно-музыкальная Красота ласкала Путника как извне, так и изнутри, переливаясь многообразием красок.

Все, на что обращал внимание Путник, тут же оказывалось рядом с ним, нет, не рядом, а в нем самом. Язык птиц и зверей, трав и цветов, гор и ручьев был понятен ему.

Впрочем, и языка-то никакого не было. Было взаимопроникновение потоков любви в великом океане блаженства. Все было во всем.

Творчество взаимного преображения несло безграничную радость. Радость, которую ничто не омрачало.

И только легкая грусть от сознания оторванности Земли от этого блаженства на какое-то мгновение затуманила сердце Путника.

И в тот же миг он увидел, как подернулось дымкой и затуманилось все многообразие светящейся вокруг прозрачной красоты, и услышал голос Лошади:

– Мы на вершине.

– На вершине горы? – спросил Путник.

– На твоей вершине. Вершина горы осталась далеко внизу

– А звезды? Они все еще над нами. Мы не достигли звезд?

– Какой бы звезды ты ни достиг – всегда найдутся другие, которые светят над ней. И разве не прекрасен мир твоей вершины? И разве не проникает в него весь свет звезд, который ты в состоянии выдержать? И разве ты сейчас не наполнен до краев светом, звездным светом любви?

– Да, действительно, я ощущаю себя переполненным светом блаженства. И только сострадание к оставшимся на Земле занимает место в моем сердце, которое я мог бы освободить для света новых звезд. Но неужели я должен отбросить и его, чтобы подняться выше?

– Есть еще один путь, – произнесла Лошадь, устремив на Путника уже не обжигавший его взгляд своих глаз. – Ты можешь отдать часть света своего сердца людям.

– Но это значит – вернуться на Землю и отдалить свою встречу с новыми звездами.

– Да! Решай!

Путник опустил взгляд вниз к Земле и увидел, ставшие уже совсем тоненькими, цветные нити, уходившие от него в ночную мглу Земли.

– Я решил, – сказал Путник, повернувшись к Лошади, и увидел еще одну серебряную нить, соединявшую его и Белую Лошадь с седой гривой.

– Тогда прыгай. Путь от вершины к подножию – мгновение.

И он прыгнул. Серебряная нить тянулась за ним. А в это время двое на Земле смотрели в звездное небо.

– Смотри! Звезда падает! – сказала девушка державшему ее за руку юноше.

– Родился новый человек, – прошептал юноша.

Она упала ему прямо на ресницы. И затрепетала: то ли на ветру, то ли от сознания того, что он видит и ощущает Её. Её одну, из миллионов других кружащихся вокруг снежинок.

Наконец. Наконец они снова вместе – вечные спутники на бесконечных путях Вселенной. Они, познавшие тайну превращений, были вместе с незапамятных времён. В те времена, когда и Земли ещё не было, когда и Солнце ещё не светило.

Они были вместе, когда среди других лучей света неслись сквозь бескрайние просторы звёздных полей, когда слитые в единый аккорд, звуками странствовали от звезды к звезде, от планеты к планете.

И когда были двумя песчинками одной горы, и двумя цветками на одном поле, и двумя птицами в одном небе. И здесь, на Земле, они вместе прошли через многие жизни.

Она не знала, где и когда они посеяли семя, давшее росток разлуки. Но это случилось. И их путям суждено было разойтись. Может быть, для того, чтобы они не забыли радость встреч? Ведь встреч без разлук не бывает...

Она понимала, что от судьбы не уйдёшь и суждённого не миновать. Но как Она могла блаженствовать в заоблачных высях, когда Он один, без неё, блуждал по "долине слёз", как иногда называют Землю.

И Она рванулась вниз, к нему. Пролетая через снеговую тучу, Она превратилась в снежинку... и теперь трепетала на Его ресницах.

Он моргнул. Она упала на его тёплую руку. Мгновение, другое... и Она растаяла, растекаясь прохладной тоненькой плёнкой воды по тёплой коже. Поры раскрылись, пропуская Её внутрь. Ещё немного... и Она, пройдя через сердце, наполнила Его собой. Всего. Каждую Его клеточку. Всё его существо.

Свершилось. Теперь они снова вместе, едины. Её трепет вылился в песню, в песню без слов, в беззвучную песню. Но Он должен был Её услышать, ощутить эту песню единства! Это был миг ликования. Но всего лишь миг. Он Её не слышал.

Ликование сменилось болью. Больно быть рядом с самым близким, быть в нём самом и оставаться не узнанной, не замеченной. Больно было осознавать, что Она им забыта. Она поняла, что Он забыл не только её, но и самого себя. Видно таково было свойство земного мира – забывать. Забывать и принимать иллюзии за действительность. Он был полностью погружен в этот мир.

Всё Его внимание было обращено на грубые и мимолётные формы. Они влекли Его за собой, волновали, заставляли переживать. Побуждали углубляться в них больше и больше, не оставляя времени задуматься – зачем?

Зачем Он пришёл в этот мир? Куда идёт? Он даже тело своё теперь принимал за самого себя. И служил ему. Он забыл! Он не помнил! Он не слышал Её беззвучного зова. Зова к самому себе, и к Ней, не отделимой от него. Эта разлука, разлука вместе, была ещё тяжелей, ещё больней.

Неужели, действительно, от судьбы не уйдёшь? Неужели не изменишь? Неужели нельзя ускорить её течение? Она не могла с этим смириться. Должна же Её боль, Её постоянный призыв пробудить Его или хотя бы сократить срок сужденной разлуки.

Как-то Она заметила, что и Он ощущает Её боль и страдание. Значит, есть способ достучаться до него. Значит, есть надежда.

Но неужели только страдания могут сблизить их? Боль – это чувство. Но ведь есть и другие. Она наполнит Его чувствами. Теми чувствами, которые они испытывали, когда были вместе.

Она наполнит Его мечтами о будущем, о новом, неизведанном. Она наполнит Его былыми и будущими образами красоты. Она поведёт Его за собой, к себе. В бескрайние просторы.

Она наполнит Его собой, постепенно вытесняя из Него излишние нагромождения этого мира, тяжёлые, как кандалы. И он пойдёт быстрее, коль суждено ему пройти этими путями. Она спрямит его пути и укажет кратчайшие. Она ускорит их встречу.

Свой план пробуждения Она начала осуществлять с Его ночного сна, когда тело и внешний мир меньше требовали внимания к себе. В снах Она начала изливать Ему себя, капля, за каплей наполняя освободившееся от дневных забот потаённые уголки сознания.

На первых порах это немногое растворялось в океане земных впечатлений, но постоянно накапливаясь, рождало кристаллики воспоминаний и мечты, которые росли и излучали изначальный свет, озарявший его разноцветными бликами.

Блики, сочетаясь, образовывали световые картины, которые поначалу были простыми, а затем более сложными, подвижными, развивающимися.

По мере роста кристалликов усиливался их свет и разнообразней становилось сочетание их лучей. Так постепенно в Нём зарождался новый внутренний мир, отличный от внешнего. Медленно пробуждались проблески воспоминаний о самом себе.

И вот Он уже мог путешествовать по этому новому миру, оставив спящее тело, которому недоступны были стремительные полёты среди лучистых красот Его внутренней жизни.

Он ещё не видел и не слышал Её, но уже чувствовал, что он не один, и устремлялся на поиски, всё расширяя круг своих полётов и поднимаясь всё выше и выше.

Но днём внешний мир и его заботы брали своё, и ночные путешествия забывались. Только миг пробуждения соединял их. Но что-то оставалось. Оставался поиск. Поиск чего-то ещё не осознанного, не вмещающегося в земное сознание.

Этот поиск заставлял Его по-другому смотреть на явления земной жизни, видеть с разных сторон, пытаться связать воедино.

И вот настал тот день, когда Он вспомнил. Вспомнил давний зимний вечер, когда ему на ресницы упала снежинка. Казалось бы, что тут особенного? Падал обычный зимний снег, и одна из множества обычных снежинок опустилась на ресницы. Почему вспомнилось это незначительное событие? Это удивило Его.

И тут как будто какой-то неведомый луч осветил Его сознание. Это, действительно, был лучик, пробившийся из его нового мира в мир земной повседневности. Он, этот лучик, был ещё очень тоненьким, едва уловимым, но всё же, он соединил собой два мира, изменяя каждый и сближая их.

Через этот лучик радость начала наполнять Его. Это была Её радость, посланная Ему. И как же было Ей не излить Ему свою радость, которая переполняла Её. Ведь Она победила судьбу, и та отступила, ускорила свой бег.

Теперь они встретятся, обязательно встретятся. И кто знает, может быть скоро.

На обочине дороги одиноко стоит старое дерево с мощной раскидистой кроной. Дорога тоже старая. Она ведёт путников через бескрайние просторы выжженной безводной степи, лишь местами покрытой островками сухой низкорослой травы.

Они не всегда были старыми – дорога и дерево. Дорога когда-то была узкой и юркой тропкой. А дерево – юным и гибким побегом среди таких же собратьев, шумных в беспрерывном шелесте многочисленных листьев.

Но время всё преображает в своём стремительном беге. Редких пеших путников сменили всадники, затем колесницы, и, наконец, агрессивно рычащие автомобили. Друзей у дерева не осталось, не выдержали, не сумели устоять среди каменистого безводья.

Но наше дерево выжило в этих жестоких условиях. Оно каким-то чутьём устремляло свои корни в глубины земли, а не раскидывало их под поверхностью и, вопреки отчаянью, достигло живительного источника влаги.

Ветвями же оно неуклонно тянулось к солнцу, не сетуя на его обжигающую мощь. Оно соединило собой глубинную влагу, соль земли с огнём неба и жило этой единой жизнью, всем существом ощущая её радостный трепет.

Множество путников, измождённых тяготами пути находили спасение от степного зноя в тени его кроны. Отдыхали и, восстановив силы, продолжали свой путь, оставляя дерево одиноко стоять у дороги.

Они не задумывались о том, откуда взялись эти новые силы. Просто поднимались и уходили, не попрощавшись.

Нельзя сказать, что дерево ждало благодарности от людей, нет. Но оно знало, что это такое. Однажды, отдохнувший путник перед уходом обнял дерево, прижался щекой к его обветренной коре и сказал: "Спасибо!" Это было всего один раз, но память о небывалом чувстве, охватившем его, дерево хранило всю свою долгую жизнь.

Времена изменились, и теперь, более защищённые от степного зноя люди в комфортабельных автомобилях стремительно проносятся мимо старого дерева, обдавая его удушающим ядом, извергаемым их металлическими колесницами.

Дерево испивает этот яд, а затем вместе со своим неизменным другом солнышком превращает его в живительный для людей кислород.

Дерево знает: что имеет начало, имеет и конец. Скоро настанет и его конец – конец долгой жизни у дороги. Оно пойдёт на дрова, вспыхнув огнём, который согреет людей, а его соединит с тем, от кого оно его получило – с Солнцем.