• Статьи по теме:  О СЕРДЦЕ
• Мысль и сердце
• Непознанное сердце
• О необходимости воспитания сердца
• Любовь и Душа. Создавая будущее Земли
• Наши электромагнитные поля необычным образом связаны со всеми живыми организмами

Главная / Школа совершенствования / Сердце, любовь и душа

СЕРДЦЕ, ЛЮБОВЬ И ДУША

Роберт Сарделло

Сердце и душа

Обычно мы не воспринимаем сердце в качестве органа чувств, разве что в совсем поверхностном и сентиментальном смысле. Понимание сердца любви во многом было искажено научным взглядом на тело. Сегодняшнее распространенное представление о сердце как о насосе на самом деле является серьезным недоразумением, основанным на принятии отдельного факта за свойство всей этой реальности в целом. Медицина сочла полезным думать о сердце как о насосе, забывая, что это метафора, и рассматривает её как единственную реальность. При закреплении этой точки зрения, не может быть никакой возможности понять сердце в качестве органа чувств, поскольку метафора механизма открывает путь для того, чтобы сердце рассматривалось только как сантимент, а не как реальность, когда в нем видят не только физиологический орган. Мы можем слышать и чувствовать биение нашего сердца, но это ни в коем случае не способствует восприятию его как механического устройства. Рудольф Штейнер предупреждал о проблемах механистического взгляда на сердце:

«Сердце – это не насос! Я часто говорил об этом; скорее это орган для восприятия или регистрации активности тканевой жидкости. Сердце приводится в движение циркуляцией крови; кровь движется не за счет пульсации сердца. Подобно тому, как термометр – не что иное, как прибор для измерения степени тепла или холода, ваше сердце подобно устройству для регистрации того, что происходит в кровеносной системе и что в неё попадает в процессе метаболизма. Это золотое правило, которому мы должны следовать, если хотим понять человека. Полагая, что сердце – это насос, приводящий кровь в движение по кровеносным сосудам, мы увидим, как современное естествознание искажает истину. Всякий, кто верит в это ложное представление о сердце, должен проявить последовательность и также верить в то, что в комнате становится теплее, потому что поднимается столбец термометра»[1].

В этом более полном представлении, которое позволяет принять во внимание переживания сердца, мы можем увидеть, что сердце на самом деле является органом, который синтезирует и воспринимает внутреннюю активность чувств. Если мы проследуем за этой мыслью, предложенной Штейнером, возникнет следующий вопрос: что же тогда объясняет циркуляцию крови? Циркуляция крови – это аспект участия тела в мире. Отчасти это касается сил дыхания, которые связаны не только со вдохом и выдохом, но и с чувствами, так как чувства являются частью той же циркуляции между внутренним и внешним миром. Итак, нам нужно представить функцию сердца в этой циркуляции, которая связывает тело и мир в едином процессе, представить сердце в его чувственной активности. Штейнер еще раз приводит такой образ, который может стать основой для дальнейших размышлений:

«Так мы можем прийти к весьма примечательному образу, образу внутренней жизни человеческого сердца, с его синтезированием действующего на нас внешне со всей периферии нашего тела, это синтезирование, и анализированием во внешнем мире, рассеиванием повсюду того, что, можно сказать, собрано в сердце. Вы приходите к важному представлению, которое можно выразить примерно следующими словами: вы вглядываетесь в мир, видите окружающее вас и спрашиваете себя: “Что там находится вовне? Что действует с этой периферии? Где я найду в себе родственное этому, нечто подобное? – Если я вглядываюсь в свое собственное сердце, я вижу там перевернутое небо как полярно противоположное”. Если здесь мы имеем периферическое, я могу так сказать, бесконечно расширенную точку, в человеческом сердце собирается круг. Здесь внутри содержится весь мир.

…Представьте себе, человек стоит на горе, смотрит в окружающее пространство и видит мировую периферию. Поставьте крохотного человечка внутрь человеческого сердца, и представьте себе, что этот карлик там видит; он видит внутри обращенный синтезированный образ мира».[2]

Здесь мы видим образ человеческого сердца в его отношении к миру. Сердце воплощает мир в себе. Эта интериоризация – сердечная активность воспоминания, вспоминания-восстановления мира. То, что существует снаружи в качестве множества вещей, событий, существ и созданий, все это собрано вместе, синтезировано в одной точке концентрации, которая со стороны тела является сенсорной активностью сердца, а со стороны переживания этого ощущения – это «Я», воображаемое сердце. Мы постоянно забываем о том, что живем в едином, целостном мире. Сердце помнит об этом единстве и постоянно воссоздает целостно функционирующее тело.

Здесь мы также сталкиваемся с более глубоким чувством памяти. В то время как независимость от прошлого, обретенная после взрыва атомной бомбы*, разрушила чувство преемственности, задача теперь, тем не менее, состоит в том, чтобы творчески вспомнить, восстановить прошлое, основываясь на всем, что пришло из него в современный мир. Книги, знания, искусство, музыка, архитектура, предметы – все это существует в мире. Принять эти артефакты в качестве части чувственного мира, к которому сейчас нужно приблизиться пребывая вне времени, текущего из будущего, возможно только с помощью сердца. Вспоминая воображаемое значение всех вещей в мире, мы на самом деле движемся в неизвестное будущее.

Подходить к этой задаче от всего сердца означает подходить ко всему в мире с чувством незнания, будто открывая всё впервые. Этот неакадемический, неинституциональный подход к обучению доступен каждому и может стать важным способом пробудить силы сердца. Мы видим, что такое обучение происходит довольно часто: люди глубоко вовлекаются во все виды знаний, но не как специалисты, а как исследователи сердца, то есть люди работают над тем, чтобы научиться чувствовать сердцем. Такое обучение затрагивает наши сокровенные глубины, потому что оно проводится не для самовозвышения (обычно оно не ведет к получению степени или какой-либо другой квалификации), а является обучением ради мира, воображением как служением.

Повседневная жизнь также может быть таким же постоянным исследованием пути сердца, который состоит в том, чтобы научиться ориентироваться во времени, текущем из будущего. Такая жизнь ежедневных исследований не имеет иной цели, кроме самого исследования. То есть результат не приходит, или когда он приходит, то является временным и может быть изменен в следующий момент.

Сердце как орган чувств

Мы сказали, что все органы чувств являются одновременно органами и способностями. Многое еще предстоит сказать о возможностях сердца, исходя из того, какие выводы мы уже успели сделать. Синтезирующая активность сердца непрерывно поддерживает единство внутреннего и внешнего мира. Моменты, в которые мы ощущаем это единство, – это моменты переживания красоты. Таким образом, красота – это сознание сердца. Сердце всегда было связано с любовью из-за этой связи между соединением разделенного, и переживанием этого соединения, в качестве глубокой красоты. Невидимая сила любви в сердце подобна магнетической силе, которая притягивает способности всех других чувств к точке концентрации, подобно ритмическому сокращению сердца; затем следует расширение сердца, излучающее в мир единство всего, что было создано за эту долю секунды могущественного и интенсивного сосредоточения.

Таким образом, сердце можно было бы назвать органом психического внимания. Осознание этой внимательности сердца предполагает осознание акта внимания, а не объектов внимания. Практика такой внимательности сердца включает, прежде всего, сознательное смещение привычного ощущения сознания с области головы в область между сердцем и солнечным сплетением и постепенное осознавание чувств сердца. Эта практика вызывает новое качество восприятия, при котором ощущение больше не является нейтральным, но по своей сути несет с собой чувство боли или радости. Преобладание страдания, при таком способе концентрации внимания, указывает на то, что каждый миг мир находится в большой опасности. Таким образом, страдание, не должно восприниматься в качестве только своего личного страдания, точно так же, как и когда мы видим или слышим нечто, мы не воспринимаем то, что мы ощущаем как нечто исключительно наше личное. Когда мы видим что-то в мире, мы уверены, что это действительно тот мир, который мы видим. Когда мы чувствуем сердцем, мы также можем быть уверены, что то, что мы чувствуем, является качествами мира.

Сердце воспринимает мир таким образом, что каждое ощущение также является чувством, поэтому воспитание чувств требует понимания различий между личными эмоциями и чувством мира. Эгоизм можно определить как занятость содержимым своего сознания и сопутствующими эмоциями, которые может вызвать конкретное содержимое. Даже мысль об отказе от эгоизма порождает страх, поскольку нам кажется, что эгоизм обеспечивает надежную точку опоры в мире. Хотя для того, чтобы практиковать ощущение сердцем, требуется смелость, эта практика не приведет к потере ощущения себя. Скорее, будет происходить постепенный переход от личности к индивидуальности, движение от эго к воображаемому «Я», от «Я», которое действует иллюзорным образом, как будто оно знает, чем оно является и что делает, к незавершенному «Я».

Это признание индивидуальности и есть то, что отличает путь сердца от мистицизма, с одной стороны, и от восточных путей, с другой; тем не менее, путь сердца уважает важность обоих этих путей, пытаясь объединить их основные идеи в срединный путь. Срединный путь – это путь в мир, который не стремится выйти за его пределы, и состоит в стремлении стать максимально внимательным к каждому моменту посредством индивидуальности. Как уже было сказано, индивидуализация Земли может происходить только посредством человеческой индивидуальности*.

Сокращения и расслабления сердца хорошо определяют способ ощущения мира этим органом чувств. В фазе сокращения мир во всем многообразии его явлений сжимается в одну точку. В фазе расслабления сердце излучает душевное ощущение переживаемого. Это усиливает другие чувства; продолжающееся вливание сердечного чувства означает, что чувства активно вовлекаются в мир, изливаются в него, индивидуализируя то, что воспринимается. Чувства не просто воспринимают то, что есть, как если бы тело было записывающим устройством. Это всегда встреча с тем, что приходит к нам из мира. При активном сознательном ощущении эта встреча, как и всякая настоящая встреча, происходит в пространстве между моим телом и воспринимаемым объектом.

Когда мы действительно встречаем кого-то, то должны немного забыть о себе, выйти за пределы самих себя, что является активным, телесным опытом. Чтобы встретить мир так, чтобы он перешел от «он» к «ты» в момент творческого, воображаемого восприятия, также требуется присутствие такого качества сердечного чувства, как излучение. Когда восприятие с помощью сердца задействовано сознательно и активно, модель восприятия переходит от модели передачи и приема к модели встречи. Сознательное ощущение здесь не подразумевает умственного осознания того, что происходит, когда мы ощущаем мир. Когда фокус сосредотачивается в области сердца, возникает более тонкое осознание, чем ментальное, сознание, которое можно описать как стремление сердца.

Сердце всегда стремится вперед. Когда мы оказываемся в присутствии другого человека, вполне возможно, что взаимодействие между мной и этим человеком будет происходить без встречи. Встреча возможна только тогда, когда в отношения вовлекается сердце. То же самое и в наших отношениях с миром. Стремление или желание сердца подобно жертвованию эго, его высвобождению собственного опыта самого себя, чтобы ощутить жизнь мира. Существует огромная разница между взглядом на объект и документированием того, чем является этот объект, только для того, чтобы перейти к следующему объекту или событию, наполняя наш день прохождением через мир, каким он предстает перед нами, и стремлением встретить то, что нам кажется.

У такого стремления есть два последствия. Оно предлагает вещам и событиям мира проявить себя в своих активных душевных качествах и постепенно превращает тело из его объектной пассивности в присутствующее в мире и излучающееся в мир. Когда мы видим человека, который любит, мы видим его или ее сияние, как подлинное качество его тела. Таким образом, мы не говорим здесь о чем-то фантастическом и не должны использовать такие термины, как «световое тело» или «астральное тело». Наш словарь любви сердца пытается описать то, что можно подарить каждому человеку с помощью внимания. Чувство сердца развивается через попытки встретиться с миром, через развитие способности уделять внимание самому вниманию и через принятие позиции по отношению к миру, которая не пытается удержаться за какой-либо опыт, то есть так, чтобы не прельстится удобством обладания знаниями.

Когда человек сердцем ощущает жизнь мира, становится очень сильной тенденция к эмоциональному реагированию для снятия напряжения, которое возникает в момент встречи. Если внимание нарушается, многие приступают к поиску вещей, вызывающих простые эмоции, которые легко можно получить в сфере контр-творчества*. Таким образом, необходимо научиться выдерживать напряжение чувствующего сердца. Цель не в катарсисе, а в том, чтобы жить с намерением сердца и в самом этом намерении, жить преобразующей жизнью, никогда не стремясь к воображаемому завершению трансформации.

Здесь мы подходим к существенной связи между сердцем и мышлением. Сердце не против мышления, и когда их противопоставляют друг другу и силы сердца развиваются вне деятельности мышления, результатом является магия. Магия – это технология сердца, использующая сердце для достижения определенных желаемых преобразований в себе и мире. Вместо этого нам нужно найти подход, который не тяготеет ни к абстрактными идеям, с одной стороны, ни к технологии сердца, которая стремится к трансформации, с другой.

Например, когда мир контр-творения виден насквозь, человек совершенно справедливо желает что-то с этим сделать. Если, однако, развитие сердца воспринимается как средство внесения изменений в мир, а не в качестве необходимой силы уравновешивания, происходящей прямо посреди контр-творения, тогда оно будет рассматриваться в качестве магического средства для искоренения того, что каждый находит предосудительным. К этому направлению тяготеет большая часть глубинной психологии и практик Нью Эйджа. В них мы находим попытки развить различные технологии сердца – работу сновидений, ритуальную работу, работу медитации, работу внутреннего воображения, но чего явно не хватает, так это работы воображения в таком мире, каким он себя показывает.

Чувствование сердцем – это также и мышление сердцем в том смысле, в каком мы здесь стремимся развить воображение сердца. Что необходимо для того, чтобы эти два компонента работали в совокупности, так это не путать наши мысли с активностью мышления. Мысль всегда произрастает из прошлого, это использование прошлых концепций для размышлений о настоящем. Мысль находится в нас, но мышление находится в мире, мире как Мудрости, как Софии, и поэтому необходимо быть телесно вовлеченными в мир, чтобы пребывать в активности мышления. Но единственный доступ к телесному участию в мире, к бытию в нем вместо внешнего восприятия, дает сердце. Здесь, в мире, чувство мышления отличается от того, каким оно бывает, когда мир воспринимается «снаружи». Эго мыслит на основе прошлого, но когда сердце ощущает мир, мир думает с помощью «Я». Для сердца любовь и мышление – это одно и то же.

Сердце и действие

Здесь мы подходим к вопросу о том, как сердце действует в мире, а это значит, что мы также переосмысливаем волю. Обычно мы думаем, что действие проистекает из идеи. Воля применяется к идее, чтобы привести к определенному действию в мире. Эта последовательность описывает расчетливую волю, то, что Хайдеггер называет тиранией расчетливой мысли. Воля мозга стала цитаделью сил контр-творения. Воля мозга и воля сердца абсолютно разные, и чтобы понять это различие, нам нужно только восстановить таинственность воли в ее связи с телом.

Например, как можно сделать такое простое действие, как движение руки? Если у меня есть мысль о том, что я собираюсь пошевелить рукой, как эта мысль вообще может привести к движению? «Толкает» ли мысль материальное, физическое тело? Невозможно понять, как эта мысль проникает в физиологию мускулов, потому что воля не переходит от мозга к движению мускулов. Такое объяснение воли – не более чем теория.

Человек, чья способность осознавать ослаблена, например, из-за гипноза, может реагировать на то, что ему внушают, немедленным действием без предварительных размышлений. Само тело откликается на внушение и попадает под влияние другого, обращающегося непосредственно к телу. Видя, как кто-то действует под воздействием внушения, нельзя не поразиться механической природе таких действий. В обычной жизни то, что обычно называют волей, является не более чем следованием подобным внушениям, обращенным к телу нашим собственным внутренним голосом. Таким образом, то, о чем мы говорим, как о воле, больше похоже на реакцию автомата, для которого мы одновременно и голос, и отвечающий автомат. Этот способ действия настолько привычен, что кажется «реальным», то есть автоматический характер почти незаметен. Далее, такое автоматическое действие воли требует, чтобы активное сердце не было включено установленную цепь.

Воля сердца действует не так. То, чего желает сердце, не ведет к конкретному результату. Здесь никто не хочет, чтобы произошло тем или иным способом. Предположим, я нахожусь рядом с человеком, который сбит с толку и просит моего совета и помощи. Если я сделаю конкретное предложение относительно того, что делать, велика вероятность, что он отреагирует, приняв внушение не напрямую, как в гипнозе, а интериоризовав то, что было услышано, что затем станет его внутренним голосом, который будет обращаться непосредственно к телу этого человека. В ответ тело будет выполнять предложенное действие.

Если мы посмотрим на нашу жизнь как можно более объективно, то увидим, что многое из того, что мы делаем и вызываем действиями нашей воли, является не более чем автоматическими реакциями. Предположим, однако, что, когда некто спрашивает, что делать, я не даю никаких советов, а вместо этого чувствую, что происходит в области сердца, и на основании этого ощущения воображаю неизвестное для этого человека будущее, в которое ведет его или ее вопрос. У меня нет образа истинной судьбы этого индивида, потому что я не могу этого знать. Я искренне желаю, чтобы такие вопросы приводили к способности ощущать время, текущее из будущего, и чтобы он или она могли следовать за этим течением в неизвестность.

Такое искреннее желание познания судьбы другого исходит из будущего и может повлиять на его действия, хотя и совершенно неизвестными способами, которые не контролируются действиями. Воля сердца стремится помочь, не имея конкретного представления о том, что для определенной личности является необходимой помощью. Сердце может желать блага, и это будет влиять на действия, не мешая свободе индивида.

Таким образом, желая всем сердцем, я не беспокоюсь о том, как добиться определенного результата. Особая ситуация заставляет меня говорить исходя от сердца, через любовь. Это заставляет меня внимательно слушать другого, и пытаться услышать, какое направление в неизвестное будущее содержит эта конкретная описываемая им ситуация. Воздерживаясь от ответа в соответствии с тем, что я думаю или знаю, или с моим собственным прошлым опытом, который в любом случае не имеет отношения к другой личности, мы вместе задаем вопрос так, чтобы конкретная ситуация могла рассматриваться в качестве возможности для творения сердцем.

Любовь в мире

Любовь возникла в человеческом мире вместе с разделением полов и приняла форму сексуального желания. В платоновском «Пире» рассказывается Миф о разделении полов, всем нам знакома эта история. Сексуальное желание можно описать в качестве любви тела к телу. Тело влекут другие тела, словно нечто необходимое для собственного дополнения. В этом виде любви силен безличный компонент, инстинктивный характер. Тот аспект Души Мира, который призывает к завершенности человеческого существа, равно как и к завершенности мироздания. Но, как и человеческий инстинкт, этот вид любви отличается ото всех других инстинктов. Мы умрем, если не будем есть или пить, но отсутствие занятий сексом не приводит к смерти. Таким образом, в этом инстинкте присутствует элемент свободы, хоть и довольно минимальный. Этот элемент свободы дает возможность не только получать удовольствие с помощью тела, но и доставлять его другим. Кроме того, эта мощная телесная природа любви гарантирует, что любовь не покинет царство материи.

Параллельно с сексуальным влечением, долгое время любовь представляли и в качестве силы крови. В прошлом никто не заключал брак с незнакомцем, лишь с теми, с кем была кровная связь, с кем-то из того же клана, племени или семьи. Современная семья является напоминанием об этом виде любви, основанном на сильных кровных узах. И семейная жизнь до сих пор характеризуется тем фактом, что проще любить собственную плоть и кровь, чем незнакомца. В наше время также проще убить члена семьи, чем чужака и, конечно же, легче произвести насилие над родственником. Эти патологии, распространенные и сейчас, показывают, что время кровной любви прошло.

Если тип любви, подходящий для определенной эпохи, продолжает сохраняться по её прошествии, над любовью начинает господствовать жестокость. Этот факт не означает, что семье пришел конец, скорее, что сейчас происходит и будет ещё происходить её переосмысление и развитие до идеи о том, что семья больше не будет базироваться на кровной любви. Время кровной любви давно минуло, но форма этой любви переместилась в душу. Таким образом, как увидел Фрейд, мы бессознательно ищем кого-то, кто будет нам отцом или матерью и называем это любовью. Когда возникает такой вид взаимодействия сейчас, он приводит к ужасным отношениям.

Кроме сексуального влечения, кровной любви и кровной любви, перемещенной в царство души, есть также и притяжение одной личности к другой. Вдобавок к любви тела к телу, существует и любовь именно к этому, а не другому телу, к чему-то более личностному. Этот вид притяжения является эмоциональной любовью, тем, что показывает, что между двумя душами должно выработаться нечто; существует представление о кармической связи, согласно которому есть некая незавершенная задача, которая сводит людей вместе на одном пути. Часто, тем не менее, эмоциональное влечение само по себе не указывает на природу этой работы, которая может быть тяжелой, мучительной и конфликтной. Когда сошедшиеся вместе люди начинают ощущать истинный характер этой работы, они, зачастую, расходятся. Также, во многих случаях, когда необходимая задача разрешается, кажется, что исчезает и эмоциональная связь.

Есть и другие виды любви. Есть любовь к себе, источник эгоизма. Также есть и следующий вид любви – любовь лишь к этому, а не иному телу. Это истинно индивидуальная любовь, любовь индивидуальности к индивидуальности. Каждый, кто влюбляется, действительно представляет это настоящей природой притяжения, даже не смотря на то, что, наиболее часто, интенсивность эмоционального напряжения создает путаницу между любовью к личности и любовью к индивидуальности. Индивидуальная любовь – это интуиция, обретаемая нами во временном потоке, текущем из будущего, а не то, что дается тем же образом, что и вожделение или эмоция; этот тип любви нужно создавать.

Любовь настолько всеобъемлюща, что невозможно найти ни единого аспекта человеческого существования вне качеств любви. Определить все эти формы любви на практике не столь просто. Здесь, тем не менее, наш вопрос относится к тому, откуда происходят все эти виды любви. Какому типу сознания свойственна такая любовь, источником которой является тело, кровь, социальная, эмоциональная и индивидуальная жизнь? На этот вопрос нельзя ответить, не беря во внимание место сосуществования всех типов любви – Землю. Кто-то может захотеть поспорить и сказать, что все перечисленные здесь виды любви – суть отображения высшей духовной любви. Русский философ, теолог и мистик Владимир Соловьев, в своей мастерски талантливой работе «Смысл любви» отвечает на подобные аргументы:

«Эта исключительно духовная любовь есть, очевидно, такая же аномалия, как и любовь исключительно физическая и исключительно житейский союз. Абсолютная норма есть восстановление целости человеческого существа, и, нарушается ли эта норма в ту или другую сторону, в результате во всяком случае происходит явление ненормальное, противоестественное. Мнимо духовная любовь есть явление не только ненормальное, но и совершенно бесцельное, ибо то отделение духовного от чувственного, к которому она стремится, и без того наилучшим образом совершается смертью. Истинная же духовная любовь не есть слабое подражание и предварение смерти, а торжество над смертью, не отделение бессмертного от смертного, вечного от временного, а превращение смертного в бессмертное, восприятие временного в вечное. Ложная духовность есть отрицание плоти, истинная духовность есть ее перерождение, спасение, воскресение».

Человеческие существа – это существа, пронизанные любовью. Почему? Потому, что человеческие существа – это земные существа. Земля, говорит Рудольф Штейнер, – является пространством любви, а это значит, что Премудрости, Душе Мира суждено осознаться, и это происходит с помощью Премудрости, ставшей любовью. Она трудилась долгое время ради этой трансформации, проявляясь через тело, затем через кровь, после через эмоции, через собственную личность, и сейчас она начала работать через индивидуальность саму по себе. Будущее любви связано с полным развитием индивидуальности или «Я», которое затем будет ответственным за создание нового, сознательного единства мира, порожденного свободой «Я» как любви.

Прошлые виды любви были жестоко повреждены в результате деятельности сознания ответственного за атомную бомбу. Ни один из этих видов любви не имел силы удерживать отношения, не будучи обновленным с помощью развития индивидуальной любви. С другой стороны, индивидуальная любовь, не может развиваться отдельно от мира, поскольку индивидуальная любовь – это любовь, направленная к миру.

Сейчас много говорят о живой Земле. Эта идея намного лучше идеи о Земле, как о бездушном источнике ресурсов. Эту идею можно познать в реальном опыте. Уилл Бринтон, возглавляющий Институт Вудс Энд в штате Мэн, первопроходец в компостировании в больших масштабах (одним из клиентов Вудз Энд является Диснейленд), однажды предложил интересное упражнение. Когда ты идешь по Земле, представляй, что это кожа живого существа. Представляй, что поток воды в ручьях и реках – это кровь этого существа; представляй, что вдыхаемый тобой воздух – это её дыхание. Такие простые действия могут принести настоящий опыт, в котором сложно пребывать долго. Но если это ощутить, то станет легче понять источник любви. С этим опытом возникает и вопрос: Кто мы? Являемся ли мы паразитами, живущими словно блохи в шерсти собаки, на поверхности этого существа? Происходим ли мы из одной с ней субстанции? И не является ли наше сознание проявлением её сознания, а развитие по направлению к индивидуальности проявлением Мудрости Земли, преображенной в любовь, которая полностью индивидуальна?

Вообразите кого-то неспособного развить силы любви; мы получим образ того, чье внутреннее бытие полностью истощено. Такие люди представляют печальное зрелище, поскольку любовь – это жизненная сила, поддерживающая тело живым. Без любви мы просто погибнем, умрем физически. К счастью, даже величайший эгоист не может полностью освободить себя от силы любви. Если ты не способен любить что бы то ни было, в конце концов, можно любить деньги. Но любовь может проистекать не только от человеческих существ. Мы преобразователи и передатчики, разработчики и даже со-творцы этой силы, но не её творцы. Это Вечная Женственность Земли является источником. Исходя из такого понимания, можно снова задаться вопросом: Кто Я? Я – это проявление Земли как сознания. Я – это качество сознания, равное теплу, чувству. Я не существую отдельно от мышления, поскольку где есть теплота мысли, там есть и я. И я не существую отдельно от воли и действия, поскольку везде где есть огонь воли, там и я. У меня нет содержания. Я – это чистая активность.

Пока что качество тепла сознания, чувства обладает качеством сновидения. Оно возникает на какой-то момент и, кажется, что потом исчезает бесследно. Когда его нет, его сложно восстановить, также как и во сне, сложно сознательно восстановить сюжет или сохранять осознание. Когда между людьми существует любовное влечение, это качество тяготеет к постоянству. Сложности в любви и отношениях во многом связаны с тем фактом, что мир часто остается в стороне от любви, как если бы любовь не существовала в мире. Любовь, тем не менее, – это не то, что происходит только между двумя людьми. Она прорастает в контексте мира, в этом месте на Земле. Если мы пытаемся удержать её для себя и не возвращаем её с большей отдачей миру и Земле, она или исчезает или превращается в конфликт и разделение. Любовь не прокисает подобным образом; скорее, её противоположность, разрушение выходит на первый план, чтобы сбалансировать сдерживание этой силы. Любовь должна циркулировать, чтобы выйти из своего мечтательного состояния. Если же она не циркулирует, она становится востребованной в отчаянии, как если бы она была редким явлением и её было трудно найти. Любовь редка лишь когда прячется, и она прячется, когда её берут для нашего личного использования и не возвращают.

Современник, говорящий об этом новом типе воображения, об эго, наполненном активностью любви, это Вацлав Гавел, экс-президент бывшей Чехословакии. В речи, произнесенной на Всемирном экономическом форуме в Давосе, в Швейцарии, 4 февраля 1991 года, Гавел заявил:

«Моим глубочайшим убеждением является то, что мы должны освободиться от сферы личного с помощью естественного, уникального и неповторимого опыта встречи с миром, элементарного чувства справедливости, способности взглянуть на мир глазами другого, чувства духовной ответственности, архетипической мудрости, хорошего вкуса, смелости, сочувствия и веры в необходимость определенных мер, не претендующих на то, чтобы быть универсальным путем к спасению… Душа, индивидуальная духовность, непосредственные личные озарения; смелость быть собой и идти путем, который указывает наше сознание, скромность перед лицом мистического устройства Бытия, доверие к его естественному движению и, превыше всего, вера в свою собственную субъективность, как принципиальную связь с субъективностью мира, – вот качества, которыми должны обладать политики будущего».

Вот он, софийный язык! Иметь уникальный и неповторимый опыт мира означает, что на прошлое содержание больше нельзя положиться. Нужно без конца творить, творить, творить. Архетипическая мудрость – это царство Софии, само значение её имени. Ощущение важности деталей означает, что время систем и абстракций подходит к концу. Падение коммунизма, говорит Гавел, нельзя рассматривать в качестве только лишь падения политического режима. Это конец, кризис современной мысли, связанной с осмыслением мыслей, которые уже кто-то думал, пытаясь объяснить и контролировать всё, что существует, ментальность эксплуатации. Поэтому главным маркером того, что есть кто-то, кто несет в мир импульс Софии – это попытка опереться на чью-то личную субъективность, личное чувство своего «Я», которое является связью с субъективностью мира. Земля – это не «оно», а «ты».

Кто-то может прочитать текст этой речи и ощутить, что здесь кроется формула поражения, ведь Гавел не сумел спасти свою страну от раскола. Какой смысл в правде, если она не ведет к успеху? Тем не менее, мы только вначале нового процесса, процесса, который будет постепенно разворачиваться в следующих столетиях. Нам нужны примеры тех, кто видит и стоит за то, что он видит. То, что увидел Гавел, следует увидеть многим абсолютно индивидуальными способами, ибо он не описывает новую систему. Работать в этом направлении, приближаться к новому видению, – это работать не для себя, а ради будущего Земли.

Перевод: Дарья Мария Чайкина

Примечания

Источник: Роберт Сарделло. «Любовь и Душа. Создавая будущее Земли».
https://castalia.ru/translations/serdtse-i-dusha